– Я – дура. Мне не надо было с ним танцевать, – сквозь слезы причитала я.
– Не надо было, конечно, – спокойно согласился Альберт.
– А зачем ты это делала? Зачем вообще танцевать с мужчиной, который тебе не нравится? – Теперь Анька решила поиграть в наставницу.
Я заревела еще громче.
– Я домой хочу.
– Самолет в три часа. Потерпи, – сказал Альберт.
В дверь постучали, и на пороге показался Геннадий.
– Лорочка, ты прости меня, ради бога, я даже и предположить не мог, что ты так расстроишься.
Я махнула рукой и тихонько всхлипнула.
– Ты ничего не понимаешь, Гена, – поддержала меня подруга.
– Вот, пожалуйста, возьми, – и Геннадий протянул мне мою пижаму.
Весь день прошел как в тумане.
Я решила не портить настроение друзьям и согласилась поехать по фермам, производящим вино. В народе этот маршрут называют Винным кругом. Мы проехали около десяти ферм, попробовали разное вино, домашние сыры и выпечку и в два часа были в аэропорту.
Погода была нелетная.
Нас пропустили в «Дьюти фри», мы уселись у окна и стали рассматривать самолеты, которые ждали команды на взлет.
Гена вел себя как мышонок и даже боялся заговорить со мной. Анька с Альбертом держались за руки и вспоминали крупные авиакатастрофы.
Было уже около семи часов, а погода не менялась.
– Похоже, что ночевать сегодня мы будем в аэропорту, – первым решил заговорить со мной Гена.
Я вздохнула.
Еще через час объявили посадку на наш самолет.
Аэропорт был полон народа, но вылет разрешили почему-то только нашему рейсу.
– Так я и думал, – с грустью сказал Альберт, – эта авиакомпания сразу не внушила мне доверия. Одно название чего стоит!
– А какое название у авиалиний? – поинтересовалась Анька.
– «One time airlines».
– И как это переводится? – спросила я.
– Полет один раз, или один полет.
– Как же можно было так назвать? – возмущалась Анька.
– А как можно лететь в такую погоду? – спросил у нее Альберт.
– Так, давайте скажем, что мы лететь не хотим! – Я начала нервничать.
– Угу, иди скажи им, – засмеялся Альберт. – Ладно, девочки, не будем торопить события. Не надо паниковать. Мы еще не взлетели и даже не сели в самолет.
Через двадцать минут мы уже сидели в самолете. Все четверо в одном ряду в центре салона. С одного края сидел Гена, рядом с ним Альберт, потом Анька, и с другого края я.
Еще через минут десять к нам обратился пилот. Он что-то говорил, Гена в это время закатывал глаза, а Альберт хихикал.
– Ну переведите же, – захныкала Анька.
– Он сказал, что за бортом сейчас такая погода, какой не было восемнадцать лет и вообще-то лететь не стоило бы, но мы попробуем. Если не получится, то… – тут Альберт замолчал, а Гена опять посмотрел в потолок.
– То что? – Анька схватилась за меня.
– Если не получится, то не получится, – закончил Альберт.
– Короче, хана нам, девочки и мальчики, – изрек Геннадий и молитвенно сложил руки.
Я посмотрела на Аньку: она чуть не плакала.
Самолет начал взлетать.
Его трясло так, как будто мы не летели, а ехали на телеге по кочанам капусты.
«Господи, я знаю, что я дура, но ты ведь не позволишь мне умереть такой глупой смертью? Ну зачем тогда ты меня создал? И тридцать с хвостиком лет разрешил прожить на этом свете? Неужели для того, чтобы я умерла в этом самолетике? А как же тогда мое предназначение в жизни? Каждая женщина обязана выйти замуж, родить несколько детей… я же ничего этого еще не сделала. Только не говори, что в этом виновата я. Как будто я не хотела или не хочу! Ты не забывай, Господи, что я твое дитя, и все, что ты мне дал при рождении, то я сейчас и имею…»
Мой разговор с Богом прервала Анька:
– Я знаю, что надо делать.
– Прыгать я не буду, – сразу сообщила я.
– Да кто тебе позволит прыгать! Нам надо договориться. С Богом.
– Я пытаюсь, а ты меня отвлекаешь, – шикнула я на Аньку.
– Ты пытаешься договориться или просто просишь его?
– Это не одно и то же? – спросила я.
– Нет, конечно. Просить, конечно, хорошо, но вот даст ли он тебе, что ты просишь, – это вопрос.
– Что ты предлагаешь?
– С ним надо договориться.
– Как? Ты когда-нибудь это делала?
– Да. Уже два раза.
– И получалось?
– Ну… одно обещание я не сдержала, поэтому и не получила того, чего хотела. А со вторым все нормально, – объяснила Анька.
– Не поняла. Ничегошеньки не поняла.
Тут самолет тряхнуло так, что мы с Анькой стукнулись головами.
– Слушай внимательно. Значит, говоришь так: «Боженька, да я дура…» – начала учить меня Анька.
– Я это только что ему сказала!
– Слушай дальше. Что для тебя является смыслом в жизни?
Я задумалась.
– Подумай, вот, например, мне очень нравится секс. И я ему обещала: «Боженька, если мы не упадем и этот самолет не разобьется, я обещаю тебе целый месяц ни с кем не заниматься сексом, даже если у меня будет такая возможность, даже если меня будут на коленях умолять».
– А, я поняла, я тоже тогда это пообещаю.
– Нет. Ты не понимаешь! Ты должна пообещать такое…
– Почему я не могу пообещать, что откажусь от секса? – возмутилась я.
– Потому что он тебе пока не светит. То есть ты совсем не напряжешься, если пообещаешь и выполнишь. Понимаешь или нет?
– Нет. Я, например, собиралась по приезде пойти в тот ночной клуб, где мы были в первый день, и опять встретиться с тем негром. А вот теперь пообещаю и не поеду.
– Да нет же! Хорошо, я скажу тебе. Ты должна пообещать год не есть торты, булочки, белый хлеб и… халву.
– Ты с ума сошла!
– Значит, мы упадем, – констатировала Анька, и в этот момент самолет опять начало трясти.
– Ты не имеешь права решать за меня, что мне обещать Всевышнему, – шепотом сказала я Аньке.
– Мы упадем. И все из-за того, что кто-то не может воздержаться от торта.
– А почему на год? Значит, ты отказываешься от секса на месяц, а я от тортов, булочек, белого хлеба и халвы – на целый год? Где справедливость?
– Нет справедливости. Хорошо, обещай хотя бы на полгода.