Матвей Константинович не походил ни на одного героя: он работал в аптеке, носил густые, грузинские усы и очки в желтой оправе, был женат, имел двоих детей, и никогда согреть огромную душу Варвары Степановны не пытался.
И Варвара Степановна решила, что ее ребенок должен быть непременно только от него. Поэтому она переждала еще недельку, после последней встречи с Матвеем Константиновичем, и во время обеденного перерыва перешла дорогу и направилась в аптеку, где и работал ее герой.
Поправив платок, она плечом открыла дверь и вошла. Зазвенел колокольчи, и Матвей Константинович собственной персоной подошел к посетителю.
– Матвей Константинович, здравствуйте, – начала она спешно, – простите, что отвлекаю вас на работе, но у меня к вам есть дело…
Матвей Константинович с восхищением посмотрел на нее и с гордостью, но как-бы совершенно случайно, стал поправлять небольшую деревянную табличку на прилавке, которую вот уже неделю как изготовили по его заказу.
Варвара Степановна запнулась, несколько раз прошлась по золотым буквам и подняла полные слез глаза на Матвея Константиновича.
«Какой ужас!», – прошептала она, – «Какой ужас!» – и в ту же секунду схватилась за свой платок и выбежала из аптеки.
А Матвей Константинович еще долго стоял и думал почему Варвара Степановна не порадовалась за его повышение, потом несколько раз, как будто впервые, внимательно прочитал надпись: «Заведующий Аптеки – Овсов Матвей Константинович», пожал плечами и спрятал табличку в кладовку.
– Ну? – спросила она меня, когда я прочитала и положила листик на стол.
– Я, как и твоя героиня, тоже люблю Чехова. Поэтому его рассказ «Лошадиная фамилия» знаю, – я улыбнулась.
– Как хорошо иметь дело с умным человеком! Ничего объяснять не надо!
– По рассказу – нет. Все понятно и он мне очень понравился. А вот по Кириллу хотелось бы кое-что уточнить…
– Что же?
– А ты уверена, что он тебя любит? Ты же сама сказала, что чувствуешь, что догадывается о нас. Вдруг это тоже была игра с его стороны? И никакой любви к тебе он не испытывает?
– Моя интуиция меня никогда не подводила. И я чувствую, что он меня любит.
– Вот такую сумасшедшую? Дикую? Невоспитанную?
– Ну я же не такая, – Таша надула губки, – и он это чувствует.
– Хорошо, не буду тогда тебя мучать. А знаешь… – я даже подпрыгнула от идеи, которая только что пришла мне в голову, – хотя, ты наверное на это не пойдешь, – и я сникла и опустила голову.
– Как это не пойду? Я? И не пойду? – Таша поставила руки в боки и уставилась на меня.
– Я просто вдруг подумала, что было бы клево, если бы мы завтра с тобой вместе пришли к Кириллу. Тебе же все равно нечего терять – ты уверена, что он тебя любит! Давай придем к нему вместе, сядем, поговорим…
– А что, хорошая идея, мне нравится. Кроме того я бы хотела послушать что он будет говорить тебе в лицо.
– Ты это о чем? – я не поняла ее намеков.
– Знаешь, я все равно до сих пор не могу понять, почему он от тебя ушел. Поэтому хотелось бы это услышать от него.
– Он же тебе сказал – он никогда не любил меня.
– Не верю. Это его первый брак. Он не мог жениться просто так.
– Моя любовь!
– Бред сивой кобылы! Он видный мужик, и я уверена, что его до тебя любили. Пусть не до смерти, но любили. Поэтому мне надо знать что повлияло на его желание развезтись.
– Чтобы не делать повторных ошибок?
– Наверное, – Таша пожала плечами, – просто это надо знать. И точка.
– Тогда оставляем эту задачу на завтра. А сегодня ты с ним встречаешься, как обычно, без всяких дознаний с пристрастием.
– Ага, – Таша улыбнулась и протянула руку, чтобы скрепить наш договор.
Эдвард был без цветов. Но в руках у него был небольшой праздничный пакетик в жутких розочках. Он протянул его мне при встрече и улыбаясь пролепетал «Здравствуй».
Настроения не было, в театр идти не хотелось, поэтому я предложила попить кофе в Шоколаднице и поговорить. Мое настроение ему явно не понравилось, он тоже начал волноваться и поплелся за мной как послушный барбос.
Мы уселись за столик у окна и я сразу приступила к главному:
– Я знаю твою жену.
– Ой, нет. Она вышла на тебья?
– Мы с ней познакомились еще до нашей встречи – она страдала по тебе, а я по своему бывшему мужу. И от этих страданий мы решили сделать очень нехорошее дело, – я сама не заметила, как стала объяснять прошедшее, разжевывая по слогам, как будто объяснялась не перед взрослым мужчиной, а перед ребенком – подбирала легкие, простые слова и делала небольшие паузы, чтобы он все понял.
Но все равно Эдвард ничего не мог понять. Видимо, он не был знаком с русской женской «загадочностью». Ну а каким еще словом можно назвать то, что мы с Ташей натворили.
– Я должна была тебя влюбить в себя, а потом бросить.
– Зачем?
– Чтобы ты знал, что послушные и умные женщины – это не рай.
– А что это?
– Ад, наверное. Ну, по крайней мере, идея была создать, а вернее, показать тебе этот ад.
– И что дальше будет? Ты не хочешь видет меня, да? – с жалостью спросил Эдвард и добавил: – тебе Танья рассказала про меня плохое.
– Нет, ничего плохого она о тебе не рассказывала. Она любит тебя. Вернее, любила.
Он удивленно посмотрел на меня, и мне пришлось объяснять:
– Да, можно с уверенностью сказать, что она тебя не любит. Уже. Влюбилась в моего мужа. Который оказался очень внимательным, обходительным, терпел ее выходки и скандалы…
– Я не мог терпеть, – признался Эдвард.
Я не знала, что говорить, поэтому замолчала и опустила голову.
– А я в тебья влюбился, – тихо произнес Эдвард.
– Ты мне тоже нравишься…
Сама от себя не ожидала, что так легко произнесу это признание. К Эдварду я испытывала совсем другие чувства. Никак не похожие на отношения с Кириллом. Хотя, если говорить об этом чувстве в целом, то и в первом и во втором случае я испытывала одно и тоже – благодарность. Только Кириллу в том, что он на меня обратил внимание, а Эдварду – в том, что он меня любил.
В школе я никому из мальчишек не нравилась. Никто никогда не предлагал мне встречаться. Даже в кино никто не приглашал. Я часто задавала себе вопрос «почему так?» Ведь я была нормальной, вполне симпатичной девушкой, хорошо училась, посещала всякие кружки, спортивные секции – в общем, совсем не отличалась от других одноклассниц. Ответ я нашла у психолога, намного позже. Оказывается, у меня с детства образовался комплекс отличницы. Даже в школе я старалась контролировать и управлять всем, чем только можно было. Председатель школьного совета, староста, участие в различных олимпиадах и других ответственных мероприятий. Я заранее продумывала все подробности предстоящих проблем и не оставляла места для случайностей или возможных ошибок. Слишком много деталей – но я была уверена, что справлюсь с ними. И, к сожалению, из-за постоянного напряжения, постоянного разрывания своей личности на множественные достижения, меня так изматывали, что мне очень часто не удавалось продемонстрировать то, на что я была действительно способна. И вот эти многочисленные ошибки породили комплекс отличницы и блокировали всякое желание что-то совершать. Я всегда считала себя идеальной. Естественно это мнение появилось не само – его мне привили мои родители. Они ведь тоже идеальны. А как же тогда быть с их детьми? То есть со мной и моим братом? Конечно же у идеальных родителей должны быть идеальные дети. И мы ими были! А человек, который претендует на идеальность – не должен ошибаться по умолчанию. Поэтому я считала себя перфекционисткой и панически боялась отступиться. Я по сто раз проверяла каждый свой шаг и когда оступалась – это было для меня аутодафе. Вот почему я тянула с замужеством и часто отказывалась от серьезных отношений – я боялась, что у меня не все будет «на отлично»!