– Боль стала меньше. Определенно меньше. Лечение хорошее, Торелла.
За дверью раздались громкие голоса: сначала мужской, затем голос повыше, а потом кто-то завизжал.
– Ну? – спросил Чезаре, когда Микелетто просунул голову в дверь. – Что? На что ты тут уставился?
– Ни на что. Просто радуюсь, что вам уже лучше.
На самом деле Микелетто думал совсем о другом. Он думал о свекле. Доктор сварил герцога так, что тот стал красным, будто свекла.
– Кто там? Я же сказал, что не хочу никого видеть.
– Я так и передал. Но это герцогиня Бишелье. Она уже давно здесь.
Чезаре посмотрел на Тореллу. Доктор пожал плечами.
– Если вы в состоянии…
– Как я выгляжу?
– Как человек, которого больше не мучают боли, – осторожно сказал доктор, расценивая это беспокойство о внешнем виде как признак выздоровления.
Чезаре выпрямился на стуле.
– Дайте мне полотенце.
В приемной Лукреция старалась держаться подальше от Микелетто. Сейчас, по прошествии многих лет, он по-прежнему казался ей таким же уродливым, но теперь у нее не оставалось сомнений, что он, как и она, преданно заботится о брате.
– Герцог будет рад видеть вас.
Проходя мимо, она удостоила его надменным кивком.
– Герцогиня Бишелье, если позволите?..
Она остановилась, но так и не посмотрела ему в лицо.
– Если он спросит вас, как выглядит… не говорите ему.
По крайней мере, для нее это не будет полной неожиданностью.
– Ах, мой дорогой брат! – Трудно сказать, что удивило ее больше: вид его почти освежеванного тела или деревянное устройство, стоящее посредине комнаты и испускающее клубы пара.
– Это оздоровительная машина Тореллы. Люди заходят туда больными, а выходят здоровыми. Но по пути немного поджариваются.
Она пошла прямо к нему, села рядом и положила руку ему на лоб.
– Похоже, у тебя жар…
– Это от огня, а не от лихорадки.
Она взглянула на Тореллу. Тот улыбался, наблюдая, как эта хорошенькая молодая женщина вдруг превратилась в сиделку. Она смочила губку в тазу с водой и осторожно промокнула лицо пациента.
– Вы можете идти, Торелла.
– Уверен, он остается в надежных руках, госпожа. Еще ему следует много пить.
– Да, да. – Лукреция взяла кружку с водой и поднесла к губам брата. – Давай же, – сказала она с напускной строгостью, когда дверь за доктором закрылась. – И не делай такое лицо. Сейчас же выполняй то, что тебе говорят.
Чезаре, которому странно было чувствовать себя слабым в руках женщины, сидел, откинувшись на спинку стула. Выглядел он на удивление спокойно.
– Как ты узнала, что я болен?
– Ах, в этом дворце нет секретов. Уж тебе ли не знать. Слава Богу, теперь ты в безопасности.
По мере того как кожа его приобретала более привычный цвет, на полуобнаженном теле появлялись иные следы. Стал виден шрам от дуэли – белый рубец, тянущийся через всю грудь. Заметнее выделялись мускулистые бицепсы.
– Я никогда и не был в опасности, – угрюмо сказал он. – Что? К чему слезы? Не плачь из-за меня. Я силен как бык.
– Но… но если бы что-то случилось? Так много битв, Чезаре. Что, если бы тебя ранили? Или убили?
– Ты бы сильно расстроилась?
– Как ты можешь такое спрашивать? – сердито воскликнула она. – Ты мой брат!
– Как я могу спрашивать? Да ведь ты целую вечность не выказывала ко мне никакой любви.
– И чья в этом вина? – парировала Лукреция, возможно, слишком поспешно. Она хоть и плакала о нем, но плакала также и многом другом. – Я отчаянно скучала по тебе и с тех пор, как ты вернулся, посылала кучу приглашений. Но ты игнорировал их.
– Мы, – поправил он. – Мы посылали.
– Да, мы. Ведь помимо того, что я твоя сестра, я еще и замужняя женщина, хоть в последнее время это вызывает у тебя лишь гнев.
Когда несколько часов назад она покидала свой дворец, то чувствовала себя куда менее смелой. Зачем она пришла? Беспокоилась о его здоровье? Или хотела смягчить отношение брата к семье герцогов Арагонских? С севера пришли известия, что оба войска готовы к битве. В каждой армии полно швейцарских наемников, которые, казалось, не прочь убивать собственных родных, если кто-то за это достойно заплатит. Что за глупость эта война! Кто бы ни победил, есть те, кто многое потеряет. И в этой битве она, Лукреция, которая никогда ни с кем не воевала, похоже, потеряет больше, чем кто-либо другой.
– Чезаре, я твоя любящая сестра и прошу меня выслушать. – Она взяла губку и снова промокнула ему лицо, так что он не мог не поднять на нее глаз. – Оба мы знаем, что брак с Неаполем выбрала не я, решение приняли вы с папой. Я сделала так, как вы велели. В точности как и с Джованни Сфорцей. Затем, по желанию папы и ради блага нашей семьи, я позволила… нет, я помогла сделать так, чтобы он исчез из моей жизни. Но Джованни Сфорца – предатель. Ты сам сказал это. Он предал нас. Альфонсо совсем не такой. Он человек чести и отец ребенка Борджиа.
– Он из дома Арагона, а они наши враги, – отрубил Чезаре.
– Только потому, что вы сами сделали их таковыми. Если бы Фердинанд отдал за тебя свою дочь, которую ты так хотел…
– При чем тут его паршивая дочь! – закричал Чезаре. Он не меньше, чем отец, ненавидел, когда ему напоминали о его неудачах.
– Согласна. – Лукреция быстро поняла свою ошибку. – Да, согласна. Теперь у тебя жена куда лучше, и этот брак для семьи гораздо выгоднее. Ты теперь герцог половины Романьи, и я не сомневаюсь, что вскоре ты захватишь и другую половину. Неаполь неважен.
– Для этого ты пришла? – спросил он, кисло отмахиваясь от ее заботливых рук. – Просить за мужа?
– Нет. – Она и сама удивилась, как твердо звучал ее голос. – Нет, я пришла не для того, чтобы просить.
И правда, с чего ей унижаться? Всю свою жизнь она любила свою семью и повиновалась ей. Ослушалась лишь однажды… но ей не нравилось вспоминать о Педро Кальдероне, ведь в страдания ее плотно вплеталось чувство вины. Не за тот ли грех расплачивается она сейчас? Если так, то лишь Бог вправе наказать ее.
– Я пришла навестить брата. Пришла как его сестра, а не как проситель. Я тоже Борджиа, и я замужем перед лицом Бога за человеком, не сделавшим нам ничего плохого. И я прошу тебя уважать это.
Гнев и восхищение боролись в нем недолго, и это легко читалось на его лице.
– Браво. Тебе идет такой настрой. – Чезаре подался вперед, взял в руки ее лицо и внимательно и одобрительно посмотрел в глаза. Ах, как же она все-таки красива! – Я тоже скучал по тебе. Хотя до этого момента не понимал, как сильно.