– Какого черта! – зарычал он на Лину. – Почему ты не выставила этого проклятого немого?
– Я это сделала! – протестующе вскричала Лина.
– Да? – он издевательски передразнил голос жены. – И как это? Ты его выставила, а они тут!
– Не знаю! Не знаю, как он оказался в цирке!
– Ага! Не знаешь. Какой ты директор? Какой? Даже с конюхом управиться не можешь!
Саламонский повернулся ко мне.
– Вот вы были правы! Правы с этим мерзавцем! Когда его найдут, я удавлю его вот этими руками!
– А его ищут? – спросил я.
– Ищут!
Лина встала.
– Альберт Иванович, – сказала она дрожащими губами, – вы обвиняете меня совершенно зря. Я лично отдала приказ не пускать Шматко в цирк.
– Кому? Кому ты отдала приказ?
– Воронину, начальнику конюшни.
– Дурак твой Воронин!
– Это твой Воронин. Ты его нанимал! – возразила Лина.
– Так пойди и поговори с ним. Уволь его! Зря! Зря я на тебя оставил цирк! Нет, надо это прекращать!
– Не надо мной командовать! – вдруг завизжала госпожа директор. – Я отлично знаю, отчего ты так вдруг всполошился! Это из-за своей девки, из-за этой Макаровой! Ножку подвернула! И ты тут же на арену – на виду у всех! На руках ее понес! Боже! Какой позор! На глазах у всех!
Она упала в кресло, обхватила голову руками и зарыдала. Саламонский вдруг смутился.
– Лина, перестань! – сказал он. – При чужом человеке… Прекрати.
Но госпожа Шварц вдруг со всей силы стукнула кулаком по столу – так, что задребезжал письменный прибор.
– Вон! – закричала она. – Вон отсюда! Оставьте меня все! Уйдите! Уйдите!
Мы с Саламонским переглянулись. Потом Альберт сделал мне знак, и мы поспешно вышли из кабинета, оставив там рыдающую Лину.
Аккуратно притворив дверь, Саламонский прошептал:
– Перенервничала, сами понимаете… Пойдем в другое место.
– Куда?
– А хоть в контору. Там сейчас никого.
Мы спустились в контору цирка. Саламонский поставил стулья – один напротив другого и сел на один из них, предложив мне занять другой. Он был сильно взволнован, хотя и старался сдерживать себя.
– Как себя чувствует Лиза? – спросил я. – Что с ней?
– Доктор примчался, посмотрел – похоже, никакого перелома, – ответил Альберт Иванович, – Может быть, вывих. Или растяжение. Или сильный ушиб.
– А может, трещина?
– Бог знает, надеюсь, что нет. Вроде обошлось.
– Не скоро поправится? Выступать не сможет пока? – спросил я.
Альберт Иванович не ответил, он уперся взглядом в стену, обдумывая что-то, а потом повернул ко мне свое большое лицо.
– Владимир Алексеевич! – выдохнул Саламонский. – Как же это? А? Что ж такое? Ведь этот немой – с виду безобиднейший человек! А такое зверство!
– Кстати, Альберт Иванович, – начал я, – вы не помните, когда у вас появился этот конюх?
Саламонский озадаченно уставился на меня.
– Я вам подскажу. Это случилось пять лет назад. После того, как вы выкупили цирк Никитиных.
Саламонский помрачнел.
– Да… Припоминаю.
Я решил не отпускать его с крючка.
– А вот еще припомните, кто вам его порекомендовал?
Альберт отвел глаза:
– Ну… Есть такой человек.
– Дёмка Тихий?
Альберт Иванович удивленно взглянул на меня и немного помедлил с ответом.
– Да… – Саламонский наморщил свой большой лоб. – В смысле, вы действительно считаете, что все эти убийства – его рук дело? Немого?
– Не исключено, – кивнул я. – Причем не только сейчас, но и тогда – пять лет назад.
– Не верю, – помотал головой Альберт Иванович. – Он же дурак.
– Или просто притворяется дураком. Как удобно – немой, дурачок… С другой стороны, он скорее всего просто исполнитель. А все убийства придумывал сам Дёмка.
– Да ладно! Зачем все это Дёмке? – устало и недоверчиво спросил Саламонский.
– Пока не знаю, – ответил я честно. – Я только установил связь между убийствами и этой бандой. И… И вами.
Альберт Иванович кивнул.
– Да, – сказал он. – Получается, что вы и меня должны подозревать, раз я с Дёмкой знаком. Так ведь? Вот что вы имели в виду?
Я пожал плечами.
Саламонский встал, подошел к конторскому столу, заваленному бумагами, и начал открывать ящики, что-то разыскивая.
– Ага, – пробормотал он наконец, – вот где ты их держишь…
Он достал из среднего ящика пачку папирос, вынул одну и вставил в рот – она нелепо торчала из-под его пышных усов.
– У вас спичек нет?
– Не курю. Давно уже.
– Я тоже не курю, – вздохнул Альберт Иванович, – бросил год назад.
Он открыл дверь и выглянул в коридор. Подозвав кого-то, кто проходил мимо, Саламонский прикурил от его спички и вернулся, выдыхая облако дыма.
– Ну что же, давайте сразу с этим и покончим, – сказал он, садясь обратно на стул. – Вы хотели расспросить меня о Дёмке. Так спрашивайте.
Мне вовсе не хотелось сейчас его расспрашивать – дома ждала Маша, до Рождества оставалось всего полтора часа. Но я подумал, что раз уж бывший директор сам напрашивается – упускать такую минуту никак нельзя. Ладно, попробую быстро разобраться и потом поеду домой, за праздничный стол, к елке.
– Альберт Иванович, как вы с Дёмкой познакомились?
– Не помню, – просто ответил Саламонский, – нет-нет, я не запираюсь. Нисколько! Ну – не помню! На бегах, что ли? Наверное, там, где же еще? Давно это было, лет восемь назад, наверное.
– Так, – кивнул я, – и…
– Ну и он мне предложил поиграть в карты. Место было рядом с цирком. Я и пошел. Так – скорее для любопытства.
– А потом стали ходить часто.
– Да.
– Почему?
– Не знаю… Играл там… И все.
– Они вас не обманывали? Не жульничали?
Саламонский стряхнул пепел прямо на пол.
– Да не замечал я такого.
– У них же там и шулера сидят.
– Знаю. Но со мной они вроде как играли честно.
Я внимательно посмотрел в его лицо.
– Там вы и встретили Лизу?
Альберт Иванович застыл. А потом сильно затянулся папиросой.