Тишина ощетинилась страхом. Скальперы посматривали на них искоса. И все делали резче, чем обычно. Капитан в особенности был насторожен.
– Акка… – прошептала она в темноте, – что-то не так.
– Много чего не так, – откликнулся он отрывисто, в глазах была заметна тревога.
Мимара поняла, что он готов защищаться.
– Мне случалось быть пьяницей, – пробормотал он, обращаясь не к ней, а в пространство. – Долго мак не выпускал меня из своих когтей… – Глаза его на миг прояснились. – Бремя, которое несут адепты школы Завета… многие из нас ищут примитивных развлечений.
И вот теперь он сражается с останками Ку’жары Синмоя.
Испытываемый ею страх обладает некоторой новизной, так долго чувства ускользали от нее при малейшем отвлечении. Она пытается сохранить его, но слишком утомлена. Мимара соскальзывает в беспокойный сон.
Ей снится Кил-Ауджас, белые толпы, несущиеся в темноте. Ей снится, что она бежит среди них, среди шранков, гоня собственную фигурку все глубже и глубже.
Ее будит чей-то крик, ворчание и звуки борьбы.
Она моргает, втягивая утренний воздух. Звуки раздаются совсем близко.
Рассвет намечает горизонт темного мира. Над чародеем склонились две фигуры… Капитан и Клирик.
Что они делают?
Чародей брыкается изо всех сил.
– Что вы делаете? – спрашивает она спросонья. Никто не отвечает. Чародей продолжает давиться, дергаться и биться, как рыба, выброшенная на берег.
– Что вы делаете? – уже кричит она.
Никто по-прежнему не отвечает, поэтому она вскакивает и кидается на склоненную спину нечеловека. Он сбрасывает ее на землю.
– Держите ее! – рявкает Капитан сгрудившимся рядом теням.
Мозолистые руки охватывают ее запястья: Галиан подобрался сзади.
– Тихо, тихо, пташка! – кряхтит он, оттаскивая ее в сторону. Он заводит ей руки за спину, бросает на колени. У нее вырывается гневный крик:
– Нет! Неееет!
Ей видны лишь брыкающиеся ноги колдуна. Из темноты доносится грубый хохот – Сарл. Чья-то рука прижимает ее лицом к земле, к жестким стеблям. Другая хватается за пояс штанов. Ясно, что должно последовать.
Но Капитан повернулся от бьющегося на земле колдуна и увидел, что происходит с ней. Вскочив на ноги, он резко пинает одного из тех, кто пытается ею овладеть. Бьет кинжалом другого – Вонард валится. Руки ее отпускают, и она остается стоять на четвереньках.
– Только троньте, – скрежещет Лорд Косотер невидимым теням позади, – и распроститесь с жизнью!
У Вонарда уже агония, кровь льется по его бороде. С отчаянной решимостью она вскакивает, кидается к своим пожиткам и, пятясь, достает оттуда Белку, но спотыкается о труп шранка.
Рассвет только чуть просветлил горизонт. Небо над ними по-прежнему усыпано звездами, бездонный черный купол. Скальперы видятся смутными тенями, плечи их заслоняют свет звезд. Они надвигаются на нее, осторожно и без оружия.
Акхеймион кричит.
– Неееет! – визжит она. – Прекратите! Остановитесь!
Капитан вытаскивает свой клинок. От звука стали по коже бегут мурашки. Он идет к ней спокойным шагом, будто она полено, которое надо расколоть на щепки для костра. На фоне совсем светлого горизонта он выступает черным силуэтом. Глаза его убийственно поблескивают из-под спутанной шапки волос. Из-за вытатуированных вокруг них черных линий кажется, что глаза светятся сами по себе.
– Что вы творите? – снова кричит она. – Что это за безумие?
Голос срывается от страха. Вот так все и происходит. Бордель ее этому хорошо научил, но за минувшие годы она успела немного позабыть. Рок всегда поджидает. Привыкаешь жить в довольстве и покое, и в один прекрасный день все переворачивается.
Воздух прохладный, ветра нет. Лорд Косотер делает выпад. Его удар выбивает зазубрину на ее клинке, выкручивая запястья. Она отступает. Мимара двигается быстро и достаточно тренирована, чтобы отражать его удары.
Он замахивается мечом и с силой рубит. Знак его касты – длинная коса – раскачивается из стороны в сторону, как мокрая веревка.
К своему удивлению, она понимает, что он не собирается ее убивать.
Башни будущего предстают перед ее внутренним взором, оттуда доносятся вопли. Образы мучений и издевательств, на которые способны только скальперы.
С диким воплем она кидается в атаку, сражаясь, как учили ее братья, – легкая и гибкая, она выставляет против силы ловкость. Он удивленно ворчит, отмахиваясь от Белки. И даже отступает на шаг, седая тень вынуждена принять оборону.
Над горизонтом показывается золотая заря, он делает шаг в сторону и наклоняется вперед, чтобы не заслонять ей солнца. Она щурится и на секунду замирает. Меч выпадает из ее пальцев, которых она не чувствует. Камень сбивает ее наземь. Это происходит, думает она. После того как столько перенесено, столько пережито, наступает ее смерть.
– Акка… – ахает она и отползает назад. От солнца слезятся глаза.
Горячая кровь течет по губам.
И ничего не случается. Ничья рука не хватает ее за горло, ничей нож не режет обтрепавшуюся одежду.
Инстинкт подсказывает ей не двигаться. Она даже почти не дышит.
Око Судии, которое так долго было закрыто, открывается.
Она видит, как они стоят неровной дугой, демоны с равнины. Их шкуры обуглены, и волоски их нескольких искупительных деяний – единственная связующая их нить. А самый темный из них и самый страшный прямо перед ней… становится на колени. Капитан.
– Имперская принцесса, – хрипит он, его глаза пылают, как озера дегтя. – Избавь нас от проклятия.
– Я – Анасуримбор Мимара, – восклицает она, – имперская принцесса, жена и дочь самого аспект-императора! Под угрозой смерти и вечного проклятия я повелеваю вам отпустить Чародея!
Они связали Акхеймиона, заткнули ему рот кляпом и обмотали веревкой, как труп для сжигания на погребальном костре.
– Ты отступница, – говорит Капитан. – Беглянка.
У них ее меч, бедная Белка.
– Нет! Нет! Я вовсе не… не…
У них ее Хоры… ее Слеза Бога.
– Глупая девчонка. Неужели ты думала, что твое исчезновение пройдет незамеченным?
Она была у них в кармане.
– Ты осмеливаешься командовать мною!
– Ты пленница. Благодари богов, что не хуже.
Тут она вспоминает, что он совершенно не похож на нее – его душа и чувства столь же чужеродны, как и у Нелюдя, если не сильнее. Но в нем есть целостность, единство намерения и действия. Это заметно по выражению его лица и поведению, полное отсутствие противоречий.
Отчего-то это ее успокаивает. Тщетность сопротивления освобождает. Когда-то она это знала прекрасно.