Хаос и неразбериха. Фигуры воинов появлялись и исчезали в желтовато-коричневой дымке. Волшебные огни вспыхивали и мерцали, как молнии в небе. Один пострадавший нангаэлец вышел, шатаясь, за пределы этого безумия, потряс дубинкой, сжимая ее в окровавленном кулаке. Мимара с изумлением увидела светящуюся белку у себя в руке. На лице воина с дубинкой была написана беспощадная решимость. Он замахнулся на нее, но Мимара легко уклонилась в сторону и проткнула ему предплечье до кости. Тидонниец взревел от боли и завертелся на месте, с бороды его летели капли крови. Но дубинка выскользнула из рук – Мимара задела сухожилие. Он подскочил снова, но девушка вновь оказалась быстрее. Сделав шаг в сторону, она сбила светящуюся белку вниз и перерубила шею противнику. Он упал, как пустой мешок.
Лязг оружия стих. Пыль, поднявшись вверх, молочными струями влилась в поток ветра. Скальперы стояли в немом изумлении, не веря своим глазам. Дымка рассеялась, обнажив корчившиеся тела на сожженной траве. Кровь их походила на смолу.
Мимара пристально смотрела на человека, которого одолела. Он неподвижно лежал на животе, мигая и задыхаясь. Татуировка с циркумфиксом украшала его левый висок. Девушка не могла заставить себя прекратить его страдания, как делали другие. Она отвернулась, моргая от пыли, и стала искать Акхеймиона…
Он оказался неподалеку от Колла, который стоял в той же позе, что и в начале битвы, его меч покачивался на шнурке, завязанном вокруг головы. Мимара попыталась перехватить взгляд колдуна, но он, прищурившись, всматривался куда-то в даль, поверх нее.
– Нет, – хрипло воскликнул он, словно очнувшись от глубокого оцепенения. – Нет!
Сначала Мимара решила, что эти слова относятся к убийству ни в чем не повинных людей, но потом поняла, что он провожает взглядом спасающихся бегством всадников. Они едва виднелись в пыли – человек восемь-девять, тяжело скачущих на север.
– Не-е-е-е-т!
Слова гностика разнеслись во всех направлениях, словно их издали легкие небес. Голубоватый свет полился из глаз и рта колдуна… Смысл, в этом был дьявольский смысл. Старик вознесся в ясное небо, шагая по призрачным ступеням. Заросший, седой, старый – на фоне расстилавшейся дали он казался высоко подвешенной марионеткой в лохмотьях.
Мимара стояла, онемев от изумления, наблюдая, как Друз догнал бежавших всадников и обрушил на них гибельные лучи. Пыль взвилась, заклубилась на горизонте, послышались шум и крики.
Остальные не обратили на это почти никакого внимания. Беглый осмотр выявил, что почти все остались невредимы, за исключением Конгера, который сидел в пыли с искаженным лицом, обхватив руками колено, из которого лилась кровь. Он с бессмысленным ужасом взирал на приближающегося Капитана. По лицу Конгера молниеносно пронеслась тень меча, занесенного лордом Косотером, и больше раненого не стало.
– Нет хромым! – вскричал Капитан с горящими алчностью глазами.
Начали собирать добычу, хотя присваивать чужое казалось кощунством. Старый колдун приземлился на уставшие ноги, окруженный клубами дыма. Степи были охвачены пламенем.
– Я уже проклят, – вот и все, что он сказал в ответ на взгляд Мимары.
Он уставился в землю и в следующие три дня не проронил ни слова.
Но Мимару не столько беспокоило его упорное молчание, сколько собственное равнодушие. Она понимала одно: обрушившись на тидоннийцев, старый колдун убил их из циничных соображений. Но девушка знала, что все движения пронизывает его чувство вины и смятение, так же как и ее сочувствие. Его молчание было фальшивым, и потому она не видела причин волноваться.
Мимара несла в себе бремя своего убийства.
Утро третьего дня прошло, как и все предыдущие, если не считать, что данники, с которыми они пересеклись, высохли и мало чем отличались теперь от пыли, их кожа обвисла настолько, что Капитан ограничил паек. Когда колдун наконец решился заговорить, он спросил без всякого вступления:
– Ты когда-нибудь наблюдала Келлхуса при этом?
Келлхус. Звук его имени почему-то задел ее настолько, что она с трудом сдержалась, чтобы не показать один из жестов, который узнала в борделе. Прежде она ни от кого не слышала, чтобы к отчиму обращались по имени, даже от матери, которая всегда называла его «твой отец». Ни разу.
– Видела отчима? – спросила она. – Ты имеешь в виду своими… другими глазами?
Судя по заминке, он долгое время боялся задать этот вопрос.
– Да.
Очищение, поняла она. Он убил тидоннийцев, чтобы предотвратить всякое упоминание об их уходе от Великого Похода. А теперь ищет, как отпустить самому себе грехи за их смерти через праведность своего дела. Люди убивают и ищут прощения. Эта связка совершенно неразрывна: убитые просто обязаны быть виноватыми, иначе за что им умирать? Но Акхеймион был из тех редких людей, которые в мыслях вечно застревают в местах соединения. Из тех, для которых все сложно.
– Нет, – ответила она. – Поверь, я видела его всего лишь несколько раз. Пророки уделяют немного времени своим дочерям, оставляя подобных мне в одиночестве.
Это была правда. Большую часть лет, проведенных ею на Андиаминских Высотах, аспект-император был всего лишь страшной молвой, он незримо присутствовал во дворце, заставляя толпы подданных суетиться в его галереях. И в этом образе действий, поняла Мимара со странным оцепенением, мало что изменилось. Разве он не был скрытым тираном этой самой экспедиции?
Впервые она посмотрела на мир глазами Друза Акхеймиона: мир, завязанный на махинациях Анасуримбора Келлхуса. Она отвернулась со странным чувством тяжкой ноши и повсеместного нажима, словно мир был колесом со спицами гор, ободами морей, таким огромным, что ось вечно лежала за линией горизонта, вечно была невидима. Армии шагали по земле. Жрецы подсчитывали пожертвования. Корабли отправлялись в плавание и прибывали. Шпионы протестующе выли и корчились на своих животах…
Все по милости аспект-императора.
Вот какой мир видел старый колдун, мир, прогибающийся под каждое его решение: одно живое существо подпитывалось от артерий всей империи, пронизанной жилами страха и веры…
Левиафан с черной язвой вместо сердца.
– Я верю тебе, – произнес Друз спустя какое-то время. – Просто… просто интересуюсь.
Она задумалась над образом аспект-императора и его власти, этой отвратительной печати, лежащей на всем. Ей вспомнилась великая нильнамешская мандала, висящая на форуме Аллозиум под Анднаминскими Высотами. Более тысячи лет мастера инвиши искали, как передать сотворение мира в различных символических схемах, соткав в результате гобелены беспримерной красоты и выделки. Мать как-то рассказывала ей, что мандала Аллозиума прославилась тем, что там впервые использовали концентрические круги вместо вложенных один в другой квадратов, чтобы передать существующие иерархии. Она была также печально известна тем, что в центре ничего не было изображено, в том месте, которое обычно приберегают для Верховного Бога…