– Но ты и не подумал отказываться, верно? – мягко спросила Эмма. – Ты, как оловянный солдатик, исполнил приказ… и получил от этого массу удовольствия. Ну, получил ведь, да? Ты хотел их, этих баб. Хотел… Это женщина может в постели притвориться, даже оргазм сымитировать. А мужчина должен в самом деле хотеть, чтобы у него хоть что-то получилось.
Роман молчал. Его трясло так, что хотелось прислониться к стене. Но он заставлял себя стоять прямо, чуть не по стойке смирно, будто он и в самом деле был оловянным солдатиком.
– Прости меня, – сказала Эмма. – Помнишь, мы твердили, как молитву: все, что мы делаем, мы делаем ради нас. Но на самом-то деле мы все это делали ради бриллиантов! Ради богатства! Мы свою любовь сдали в банк под баснословные проценты, а банк… лопнул. И ничего не осталось.
«Осталось! – хотел выкрикнуть Роман. – Осталось! Я люблю тебя!»
Хотел выкрикнуть, но почему-то не мог.
– Вот видишь, ты молчишь, ты все понимаешь… – пробормотала Эмма. – У меня к тебе одна просьба: уходи отсюда. Хорошо?
Он не поверил собственным ушам:
– Как это? Куда? А ты?!
– Ты можешь уйти к Фанни. Она тебя примет, счастлива будет. С ней ты не пропадешь. А я…
Эмма присела, осторожно взяла вялую кисть лежавшего на полу Армана, нашарила ею пистолет и сложила безвольные пальцы так, что они обхватили ручку, а один лег на спусковой крючок. Подняла его руку и приставила ствол к своему виску.
– Эмма! – вскрикнул Роман и умолк.
– Я тебя изувечила. Изуродовала, – сказал она. – Из-за этих камней столько… грязи, крови… спермы… Да, именно так. Этого запаха я не могу уже выносить, ты понимаешь? Я хотела дать тебе все самое лучшее, хотела… – Она задохнулась. – И теперь даже никакой награды не получить за нашу общую проституцию. Зачем я тебе без камней, без надежды на будущее? Зачем?
– Эмма, да ты что? – пробормотал он, ужасаясь и ее словам, и тому, что черный ствол по-прежнему притиснут к ее виску. – Да ты что? Какое значение имеют камни? Разве в них дело? Если не будет тебя… Ты же смысл моей жизни, если бы ты ушла от меня, я бы умер, я бы покончил с собой, и камни тут совершенно ни при чем!
Ее померкшие глаза наполнились светом.
– Это правда? – спросила Эмма, отводя ствол от своего виска. – Ты бы покончил с собой, если бы я тебя бросила? Если вышла бы, к примеру, замуж за Илларионова?
– Ты что, сдурела? – грубо спросил Роман. – Куда ты собралась, за какой замуж? У тебя ведь есть муж, это я!
– Ну-ну, – слабо улыбнулась она. – Слышу речь не мальчика, но… А ты не уходи от ответа. Правда бы покончил с собой?
– Клянусь! – Роман вскинул вверх два пальца. Видел в каком-то фильме: так клялись какие-то…
Он не успел додумать. Вспыхнуло что-то перед глазами, ослепило…
Он не успел додумать – лоб разворотило пулей, и мысли вылетели из головы вместе с тем, в чем им полагалось находиться: вместе с мозгами и кровью.
* * *
Он сам этого хотел, твердила себе Эмма. Он сам… да, он сам сказал, что покончил бы с собой…
Ну а что ей было делать? Как было признаться ему, что с самого начала… с самого начала камней в тайнике не было? Валерий в тот же вечер, уезжая на вокзал, отдал их ей. Он был не в себе, однако Эмма знала: приди он в себя – спохватится, захочет их отнять. Конечно, у него не было шансов прийти в себя.
Потом Роман оказался в больнице из-за того дурацкого приключения в маршрутке (ему еще повезло, дураку, что у него стащили рюкзак с паспортом Ломакина, а то вовек не отмазался бы!). Потом он во что бы то ни стало хотел загладить свою вину. И она впервые посмотрела на него не только с вожделением, как на дивную сексуальную игрушку, как смотрела всю жизнь, но и как на мужчину, который готов совершать подвиги: искать человека, укравшего их бриллианты. Конечно, можно было сразу признаться, что камни у нее. Но ей понравился Роман-мужчина, она надеялась, что это мужское желание самому совершать поступки, а не просто идти в поводу у женщины, станет у него привычкой. Увы… он вскоре признал, что не представляет, как отыскать Илларионова. Эмма обожала такие игры ума – она все придумала и все осуществила. Камни были у нее, она уже была богата, но… какая скука просто жить да жить, даже при деньгах! А тут могли развернуться такие приключения! Главное, гонка из чистого интереса. Не за призом, потому что приз ею уже был получен, а для того, чтобы ее любимый мальчик повзрослел, стал мужчиной.
Но… Он вспыхнул – и погас. С каждым днем становился все более послушен, все более зависим от нее. И когда, повинуясь приказу, покорно полез под юбки к этим двум развратным бабам…
Эмма этого не могла выдержать. Теперь она знала, что бросит Романа, бросит рано или поздно. Но события захватывали ее, она не могла заставить себя выйти из игры. Не могла отказаться от него…
И вот появился Илларионов.
Сегодня Эмма каждую минуту собиралась сказать Роману, что уходит к Илларионову, что все кончено. Была даже мысль отдать ему камни, чтобы он не так мучился.
Но он же сам сказал, что ему не нужны никакие камни без нее!
А ей не нужен никто, пока жив на свете Роман. И не узнать ей вовеки счастья, пока она каждый день будет думать: с кем он теперь, кому шепчет те же самые слова, волшебные и постыдные, которые шептал ей, кто поет ему песенки, как пела она?
Ладно. Можно много еще придумать оправданий тому, чему нет оправдания. Как жаль, что уже раньше, что не ею было сказано: «Не доставайся ж ты никому!»
Не доставайся ты никому, моя любимая игрушка!
Эмма вышла из подъезда в крытый дворик, как вдруг что-то белое, мохнатое метнулось ей под ноги.
Шьен!
Эмма присела на корточки, и Шьен села перед ней. Как преданно смотрела она, как нежилась под ласкающей ее рукой!
Что это там рассказывал Арман про какого-то бедолагу, убийцу которого помогла обнаружить его верная, преданная собака?
Шьен была так предана Арману, а теперь…
– Пошли со мной, а? – сказала Эмма.
Она давно знала о своей власти над животными и некоторыми людьми…