Всю дорогу, словно не в силах совладать с чувствами, Селена откровенничала с Пандией о своей любви к князю Айвору.
– Знаешь, Пандия, как только я его увидела, я почувствовала, как сердце подпрыгнуло у меня в груди. Я сразу поняла: вот он, мужчина моих грез, о котором я мечтала еще до того, как покинула родной дом.
– И у него были такие же чувства к тебе?
– Ну, конечно! Он даже сказал, что когда увидел, как я приближаюсь к нему через большой зал в Девонширском дворце, то подумал, что я озарена светом небес и вовсе не смертное существо, но Олимпийская богиня!
– Папа оценил бы эти слова…
– Если бы папа побольше рассказывал о богах, которые красивы, как Айвор, то уроки греческой мифологии показались бы мне гораздо интереснее. Папины истории наводили на меня смертельную скуку!
Пандия хотела возразить сестре, но это было бы бессмысленно. В то время, когда ее приводили в восторг рассказы о древнегреческой мифологии и философии, когда она вдохновлялась примером удивительных созданий, о которых шла речь в папиных историях, Селена откровенно скучала. Пандии очень хотелось поделиться с ней своими возвышенными чувствами, и однажды она спросила отца:
– Как дать понять Селене, насколько это все интересно и как сильно древние греки повлияли на мышление всего цивилизованного мира?
– Тут мы бессильны, – тихо ответил отец, – и ты, любимая моя девочка, никогда не жди от людей того, чего они не в состоянии тебе дать.
Пандия потом часто вспоминала, как он это сказал, и мысленно соглашалась с отцом. По мере того как шло время, она все больше понимала, что напрасно старается воздействовать на Селену, пытается изменить ее… Это было бесполезно. Независимо от того, в чем состоит красота, она не сможет заставить Селену посмотреть на нее так же, как смотрит она, Пандия.
А вот сейчас красота, которой раньше восхищались только они с отцом, вдруг открылась и взгляду Селены, пусть и совсем иначе, в облике мужчины, в виде незаконной любовной связи. Но Пандию это шокировало.
– А так как я его люблю, – продолжала Селена, – то хочу быть для него совершенством. Хочу быть настолько прекрасной, чтобы он и не подумал взглянуть на кого-либо еще; хочу быть такой умной, чтобы он говорил только со мной!
– Уверена, что по части красоты с тобой никто не сравнится, моя дорогая!
– Надеюсь! – согласилась Селена. – Но только посмей, Пандия, выглядеть завтра так, что все начнут твердить, будто я еще никогда «столь замечательно не выглядела»! – Но тут она презрительно рассмеялась. – Хотя мужчины-англичане только и способны, что на такие вот постные комплименты. Ах, если бы ты слышала, что о моей красоте говорит сам Айвор, – и она восторженно хихикнула. – Он называет меня «своим сердечком» и сравнивает «с упавшей с неба звездой», с которой не расстанется никогда!
И проговорила она все это с такой страстью, что Пандия поняла, что тоже невольно прониклась к их любви. Но тут совсем другим тоном Селена добавила:
– Я никогда и ни за что с ним не расстанусь. И никто его у меня не отнимет! Если это удастся какой-нибудь женщине, то, клянусь, я ее убью!
– Селена, как ты можешь говорить такое?
– А что, это звучит слишком драматично? Ну значит, дело в моей венгерской крови, и поэтому мама виновата в моей чрезмерной страстности. Ей надо было выйти замуж за приятного, умеренного в своих чувствах и желаниях англичанина, и тогда бы мы с тобой были невозмутимыми, чопорными и очень правильными девицами, которых всем бы ставили в пример!
– Но в таком случае мы вряд ли стали бы близнецами и, уж конечно, были бы не так красивы.
– А ты, наверное, права, – улыбнулась Селена. – Во всяком случае, я должна поблагодарить папу за красоту, пусть больше его благодарить и не за что. Знаешь, я всегда ненавидела его за то, что он уговорил маму сбежать с ним, и мы с тобой лишились всего того, что нам принадлежало бы по праву, выбери она не венгра-учителя, а степенного английского аристократа.
– Как ты можешь говорить так о папе? Он был так обаятелен, так красив и умен! Я часто думаю, что мне такой мужчина уж точно никогда в жизни не встретится. Боюсь, я никогда не выйду замуж.
– Да, и ты поступишь очень глупо, если не ухватишься за первую же возможность, которая тебе подвернется, – отрезала Селена, – ведь в конце концов ты не можешь всю жизнь прожить с Нэнни. Это ужасная судьба!
– Однако, по-моему, – печально отвечала Пандия, – именно это мне и предстоит.
Некоторое время сестры молчали, но тут Пандия осторожно проговорила:
– Знаешь, а я иногда воображала, что ты вдруг по мне соскучишься и пригласишь к себе, и познакомишь со своими друзьями.
Сказала она это задумчиво, без намека, помимо воли выразив то, о чем втайне мечтала, однако Селена тут же запротестовала:
– Но этого никогда не случится, даже не мечтай! Никогда! Никогда! Ведь я же говорила тебе, что все наши родственники и мои новые знакомые считают, будто ты умерла! Ты мертва, Пандия, мертва для всех, так что никогда об этом не забывай! Найдется же в деревне какой-нибудь добродушный фермер, с которым ты могла бы создать семью. На деревенских фермах, насколько я помню, живется вполне удобно, и, смею думать, ты будешь довольна такой жизнью, ведь тебе никогда и не хотелось купаться в роскоши, как, например, мне!
Сестра держалась с ней так надменно и разговаривала с таким пренебрежением, что Пандии сразу же захотелось вернуться домой, но она вспомнила о своем обещании и позволила Селене, что было, конечно, глупо, в последний раз использовать ее в собственных эгоистических интересах. Селена не любила Пандию, никогда не любила! И только потому была с ней любезна после своего внезапного приезда, потому что рассчитывала использовать ее в своих целях. Она вела себя приветливо и по отношению к Нэнни, хотя на самом деле презирала старую женщину, любившую ее и сделавшую ее детство очень счастливым.
«Почему же я согласилась играть роль в этом смехотворном фарсе?» – недоумевала Пандия. Увы, она знала ответ: как бы Селена к ней ни относилась, Пандия любила сестру-близнеца! Между ними существовала связь, которую ничего, даже злоба, пренебрежение и жестокость не могут разорвать.
Они родились в одно и то же время, в один и тот же час, под одной и той же звездой и что бы ни случилось, они все равно останутся непостижимым образом связаны друг с другом навечно.
Пандия так долго молчала, что Селена искоса взглянула на нее, испугавшись, что отнеслась к сестре не по-доброму, а может, была с ней чересчур «откровенна».
– Однако незачем нам размышлять о будущем. Давай лучше думать, что сейчас мы вместе, совсем как в детстве.
Пандия понимала, что Селена снова старается ее задобрить, а так как уже не в силах была выдержать еще одну фальшивую сцену, то с готовностью пошла навстречу.
– Ты никогда не сможешь представить, как сильно я хотела увидеться и поговорить с тобой, – тихо ответила она. – И теперь, когда мы вместе, расскажи лучше еще что-нибудь о себе, о чем можно было бы вспоминать, когда все между нами будет кончено.