Когда она делала чай, приехал Роб. Она помахала ему, и он направился к дому, снимая на ходу свою шляпу.
– Я слышал, вам досталось в драке? – спросил он, глядя на ее лоб.
– Я сама виновата, что попала под руку, – ответила Джемма и решила сменить тему: – Не хотите чашечку перед тем, как займетесь холлом?
Роб потер поясницу, его лицо скривилось от боли.
– Да, было бы неплохо.
– Сегодня сильно болит, Роб?
– Как обычно.
Джемме было его жаль. Постоянные боли изматывали Роба и влияли на его настроение. Роб стоически выносил боль, но все больше казалось, что он подавлен и рассеян. Ему было сорок с небольшим – слишком мало, чтобы жить как старику. Джемма знала, что он не хочет выходить на пенсию. Он родился и жил на земле, и отказаться от тяжелой работы значило отказаться от собственной мужской гордости. Она прописала ему болеутоляющие, но Роб их не принимал, говоря, что не хочет зависимости от таблеток.
– Как долго сержант останется у вас? – спросил мужчина, принимая у Джеммы чашку чая.
– Я не знаю.
– Неплохой вроде парень, – сказал он и, подмигнув, добавил: – И симпатичный.
Джемма насмешливо посмотрела на него:
– Если еще кто-нибудь скажет, как хорошо было бы мне закрутить роман с сержантом Ди Анджело, я закричу.
– К слову о криках. Сержант сказал, что вы слышали мышей за стеной. Я положил яд на чердак и поставил несколько мышеловок на сервант под лестницей. Перед отъездом я их проверю.
– Спасибо, Роб. Я очень ценю вашу работу. О, и спасибо за то, что пригнали мою машину.
– Без проблем, – ответил он, дуя на чай, чтобы немного остудить его. – Есть ли новости о Нике Гоглине?
– Я наводила справки, пока ждала в клинике сержанта Ди Анджело. Он все еще в коме, но предварительное обследование говорит, что есть надежда. Должно пройти время, прежде чем мы поймем, восстановится ли он.
– Мэг и детям очень тяжело. Нейрель сказала, что вы планировали устроить благотворительный бал, чтобы собрать немного денег для Мэг.
– Все верно. Я подумала, можно было устроить танцы в большом ангаре. Там надо будет как следует подмести и все украсить. Можно устроить барбекю и провести лотерею.
– Звучит неплохо, – ответил Роб, ставя чашку на стол. – Что ж, пора мне начинать.
– Не усердствуй, Роб, – сказала Джемма, увидев, как он дернулся, потянувшись за шляпой.
Смяв шляпу в руках, он посмотрел на Джемму:
– Без нее все не так, правда?
– Да, Роб, – мягко ответила она.
Мужчина вздохнул:
– Я очень скучаю по старушке. Она всегда была так добра ко мне. Иногда я думаю, что бы я делал без нее все эти годы, особенно после смерти моего отца.
– Она обожала вас, Роб. Все это видели.
Он грустно улыбнулся:
– Она была мне как мать. Моя родная мать ушла от нас, когда мне было четыре. Какая мать так поступит со своим ребенком?
– Я этого не знала. Как ужасно.
– Мы с отцом делали все, чтобы держать хозяйство на плаву. Я точно знаю, что из-за этого моей спине так худо. Я слишком много работал ребенком. У меня почти не было детства. Я не виню своего отца, он всего лишь пытался свести концы с концами. Но в итоге нам пришлось продать половину земли, чтобы после засухи выплатить долги банку.
– Вы видели свою мать потом?
– Нет. – Роб покачал головой. – Она сбежала с каким-то торговцем и уехала в город.
Джемме было жаль того мальчика, которым был Роб. Она сама потеряла мать в автокатастрофе и, хотя уже была взрослой, по сей день остро переживала потерю. Не удивительно, что Роб так одинок. Измученный болью и тоской, которым десятки лет.
– Роб… – начала она и запнулась.
– Я знаю, что вы хотите сказать.
– Да?
– Глэдис хотела, чтобы вы задержались в Джингили-Крик. Это был ее способ заставить вас остаться с нами навсегда.
– Она говорила с вами об этом перед смертью? – удивленно спросила Джемма.
– Всего пару слов, но я видел, как она хочет, чтобы вы остались. Этого все хотят. Вы принадлежите этому месту, Джемма. – Роб улыбнулся. – Кроме того, если вы продадите дом и уедете, возможно, у меня уже не будет работы. Новые хозяева могут не захотеть, чтобы кто-нибудь у них здесь ходил.
Джемма сжала его руку:
– Я пока никуда не собираюсь. К тому же у меня есть о ком заботиться. О Флосси.
Роб наклонился и потрепал собаку по голове:
– Она тоже по ней скучает, да, Флосс?
У Джеммы не было ни минутки отдыха до обеда. Клиника была полна пациентов, желающих сделать прививки, а также более серьезных больных, с которыми надо было обсудить дальнейшее лечение. Но наконец последний пациент ушел, и Джемма смогла закрыть дверь. Она вздохнула и прошла на маленькую кухню, где можно было приготовить чай или кофе, стояла микроволновая печь и тостер.
Нейрель подняла голову, когда Джемма зашла внутрь.
– Бедная Элис умирает, да?
– Да, – ответила Джемма, думая о том, как поддерживали Элис Питерсон ее родственники в сложной борьбе с лейкемией. У нее была агрессивная форма болезни, которая не поддавалась лечению. Элис решила вернуться домой после долгого лечения в Брисбене, чтобы умереть в кругу семьи.
– Ты думаешь о чем-то другом, – сказала Нейрель, оглядывая Джемму. – Я вижу. Что случилось? Может, с горячим сержантом стало слишком сложно управляться? Только не говори, что он поцеловал тебя. О господи! Неужели так и было?
Джемма ощутила, как от звука его имени по ее телу разливается жар.
– Конечно нет. К тому же у нас пари.
– Пари? Какое?
– Что мы не будем целоваться, – ответила Джемма, покраснев.
– Не могу поверить, что слышу это, – покачала головой Нейрель. – То есть ты заключила пари с сержантом Ди Анджело, что вы не будете целоваться? Ты совсем сошла с ума?
Джемма поджала губы:
– Мне надо было установить кое-какие границы. Он проживет в Хантингтон-Лодж неизвестно сколько времени. Слишком легко вести отношения.
– И?.. Ну же, Джемма. У тебя же никого не было после того идиота в Мельбурне. Не пора ли забыть об этом и немного порадоваться жизни?
– Почему всем так нравится решать за меня? – спросила Джемма, беря чашку.
Казалось, все только и думают о том, что Марк Ди Анджело – чудесная партия для нее. Ей приходилось пропускать мимо ушей комментарии и не замечать интересующихся взглядов в клинике. Каждый пациент хотел узнать, как у нее дела с симпатичным сержантом. Ей и без лишних напоминаний сложно было выкинуть его из головы. Джемме было неловко оттого, что все видят ее одиночество. Она и не подозревала, что это так заметно.