Привязать ее к себе страстью.

Пожалуй, надо так привязать ее к себе, чтобы она не смогла вырваться.

Он даже легонько хмыкнул, посмеиваясь над собой – мол, размечтался, и она ощутила кожей тот резкий выдох. Однако… как в тот раз, когда он, только что освободившийся из-под ареста и с опытом работы лишь на скотобойне, попросился на кухню к одному из лучших шеф-поваров Парижа, или в тот раз, когда после четырех лет обучения он решил участвовать в крутом конкурсе на звание Лучшего Мастера во Франции… попытка не пытка.

Конечно, зря это все… Ему не нужно ее завоевывать, ибо сам-то он не подарок. Но когда мужик вонзил свои зубы – очень нежно вонзил – в голый зад женщины, а она тихонько постанывает, это не самое подходящее время думать о чем-либо, кроме собственных диких желаний.

Поэтому он выбрал испытанный способ – решил привязать ее к себе страстью, перевернув на спину – в отсвете городских огней, которые она сравнила с лунным светом…

Глава 13

Проснувшись, Джейми увидела рядом с собой на подушке записку: «Приходи».

Без подписи. Она взяла записку и потеребила ее в пальцах. Огляделась по сторонам, пошарила рукой на дне чемодана и извлекла на свет маленькую круглую коробочку – подарок бабушки одного ребенка из Кот-д’Ивуара. Свернула записку и, аккуратно положив ее в коробочку, упрятала на дно чемодана.

В то утро она не пыталась включить компьютер. Боялась, что увидит там другие письма, зовущие ее вернуться.

Когда Доминик явился в свою лабораторию позже обычного, Селия и Аманд уже были там, в горячей комнате, где варились шоколад и ганаш.

– …Какая прелесть! Он так втрескался! Вот бы никогда не поверила! Он же всегда как кузнечик – переспал, прыг и привет! А на нее поглядеть – никакая она не кинозвезда. Самая обычная…

Дом едва сдержался и не зарычал. Как… милый игрушечный медведь. Он мог бы что-нибудь швырнуть в них, разбить, но… только вздохнул. Ему даже нравилось… Быть милым…

– Гийеметта говорила, что она, похоже, туристка. Надеюсь, она не разобьет его сердце.

– Что ж, – сдержанно отозвался Аманд. – И поделом ему будет. Он заслуживает, чтобы ему разбили сердце.

Спасибо тебе, Аманд. Вот порадовал так порадовал. Про него так всегда говорят. И когда он был шестилетним мальчишкой, люди, любившие его, считали, что он заслуживал то, что получал. Он резко толкнул форму, и та звякнула о кафельную стену.

– Или чтобы его любили, а потом бросили, – продолжал Аманд, не поняв намека.

Ох ты, чертов ублюдок Аманд! Пора тебя уволить, бестолкового пацана.

Доминик грозно возник в дверном проеме, и Аманд с Селией мгновенно замерли, замолчав на полуслове.

– Пожалуйста, продолжайте, – великодушно предложил Дом. – Не хочу вам мешать.

Селия гордо вскинула голову и вернулась к взвешиванию шоколада.

– Что ж, и продолжу! – с вызовом отозвалась она. – И да, я считаю, что для тебя это будет спасением, если кто-то полюбит тебя и потом не бросит. Любить – это очень тяжелый труд.

Доминик смерил мудрую шоколатье долгим взглядом, резко повернулся и ушел в дальний конец помещения, где стал снимать со своей скульптуры шоколадную стружку, высекая складки на длинном греческом хитоне. Он занимался этим, пока у него внутри не унялась дрожь.

Когда через несколько часов явилась Джейми, Доминик что-то рычал в телефон. Он одарил ее восторженным взглядом – получилось нечто вроде сюрреалистичной синкопы – и тут же снова зарычал в трубку. Джейми он предложил свежую выпечку.

Вонзая зубы в нежные чешуйки теста и шоколадный крем, такой темный и густой, что было непонятно, как удалось его взбить, она заинтригованно ходила вокруг глыбы шоколада. Понизу виднелись грубо вытесанные складки. Что это будет? Складки длинного платья? Чей образ увидел Доминик в своем шоколаде?

Договорив, он сунул в карман телефон.

– Если он не может поставить нам ваниль действительно из-за циклона, мы найдем другого поставщика. Но прежде того я непременно увижусь с ним, чтобы убедиться, что он не сплавил нашу ваниль кому-то другому по цене более выгодной.

– Ваниль? – переспросила Джейми, облизывая с губ крем. Его черные глаза в то же мгновение впились в ее рот, и он улыбнулся, чуть-чуть, словно бы ее целовал. – Тебе?

– Она дает нам базовый вкус для разных изделий. И я не намерен переходить на ваниль худшего качества из Папуа – Новой Гвинеи.

– Но там достаточно хорошая ваниль! – возмущенно заявила Джейми. При упоминании Папуа – Новой Гвинеи она увидела перед собой много дружеских лиц.

Махнув рукой, он прогнал эти видения как малозначащие в его стремлении получить лучший продукт и потянулся за мотоциклетной курткой.

– Хочешь прокатиться? – с легкой усмешкой спросил он у Джейми. Судя по выражению его лица, он знал и до нее женщин, которым нравилось кататься на его мотоцикле. – Я буду ехать осторожно.

Она вздохнула, ведь она ничего не могла поделать с тем фактом, что она была у него не первая.

– Да. Хочу.

У него нашелся для нее шлем, украшенный гибискусом, женского размера. От него пахло жасмином.

– Я не подхвачу вшей от кого-то из твоих женщин? – пробормотала она.

– Что? – не понял он.

Она лишь сверкнула на него глазами и не стала повторять вопроса.

Он посмотрел на нее, затем перевел взгляд на шлем.

– Это шлем Селии, если тебе интересно. Она приезжает сюда на мопеде. – Он надел на нее свою куртку и застегнул молнию. – Вши. Скажешь тоже, – усмехнулся он. – Негодяйка, – шепнул он ей на ухо.

Джейми ездила на мопеде за спиной гордого подростка всего лишь полгода назад. Это было в Папуа – Новой Гвинее. Ездила на мопедах и сама. Это казалось ей более уместным, чем разъезжать на дорогих авто и делать при этом вид, что ты заботишься о маленьких людях, которые не могут позволить себе и велосипед. Но на настоящем мотоцикле, да еще за спиной парня, она не ездила лет с семнадцати. Не бросала с тех пор и трусики на сцену во время концерта.

А ее восемнадцатилетний мотоциклист не был таким крутым, как Доминик, и не был таким огромным, что у нее еле хватало рук, чтобы обхватить его за бока. По сравнению с другими мотоциклистами, проносившимися мимо них, Доминик ехал с большой осторожностью – медленно, не лавируя между машинами. Джейми крепко обнимала его, пытаясь хоть как-то уберечь от ветра, который проникал ему за одежду.

Выехав из центра города, они попали совсем в другой мир – высоких безобразных зданий, больших супермаркетов, торговых центров, в мир квадратной практичности, дешевый мир, куда изгонялись из города ненужные вещи. Доминик подъехал к двери небольшого магазина, перед которым стояли несколько фургонов.