Меня исключили на неделю. Сперва вызвали Мадлен. Она рассыпалась в извинениях перед директором, ссылаясь на мое тяжелое детство, а выходя из коллежа, сказала мне, что гордится тем, как я поступил, только, конечно, не стоило заходить так далеко.

Ахилл так больше и не вернулся. Родители перевели его в другую школу. Я оказался в еще большей изоляции, чем прежде. Все меня боялись. Но, по крайней мере, они больше не дразнились.

Так что пусть никто и не думает причинить зло Мадлен.

И потом, пока она у себя дома, ее окружают воспоминания, знакомые фотографии на каминной полке, ее щербатый сервиз, свадебный подарок, ее кошки, родничок на заднем дворе.

С головой у Мадлен пока все в порядке, а вот со слухом и глазами хуже. Может, она и могла бы по-прежнему шить, но предпочла отдать обе швейные машинки мне – и старую, ножную, и новую, которую я купил ей лет десять назад. Она еще различает пейзаж за дверью, содержимое собственной тарелки и газетный текст, если он напечатан крупно, но вдеть нитку в игольное ушко для нее все равно что сыграть в рулетку, и это действует ей на нервы.

Куда меньше мне нравится ее настойчивое желание пригласить нотариуса. Потому что я знаю, что следующим будет кюре…

Сегодня у нас среда, а у меня до сих пор не сошли следы веревок с запястий. Это только видимая часть айсберга. А в глубине, после того случая, у меня чувство, что я ничтожество, жизнь не удалась и в свои тридцать восемь я всего лишь жалкий коп, который уверен, будто все знает, и не способен ни услышать, что ему говорят другие, ни заслужить их доверие. Не способен привязаться к кому-нибудь, полюбить, создать что-либо вместе. Не способен ощутить хоть какую-то радость. Разве что там, наверху, на ферме.

Когда я заговорил об этом с Мадлен, она сказала, что я не виноват, что в детстве мне пришлось нелегко, вот я и сам стал нелегким, как моя жизнь, но в глубине я хороший человек и однажды найдется кто-нибудь, кто сумеет поскрести и увидеть, что у меня внутри.

Пошлю Мари скребок с инструкцией по применению.

А пока, чтобы не чувствовать себя таким ничтожеством, я должен получить прощение за вчерашнее. Я не могу оставаться с этим Исчезните. Пусть она скажет мне, что прощает, я должен услышать это из ее уст. Я призвал на помощь Мадлен, чтобы она посоветовала, что делать.

– Цветы, мой дорогой. Цветы все могут загладить. Хороший букет и приятное слово.

Я предупредил аджюдана Готье, что сегодня утром буду позже. Срочное дело. Я нарабатываю достаточно сверхурочных на государственной службе.

11

Я была совершенно уверена, что слышала машину. А когда вышла из сыроварни, увидела, как она отъезжает. Что у меня делать «Интерфлоре»? Наверняка какая-нибудь ошибка. И тут ко мне приближается, спотыкаясь, огроменный букет, из-под которого торчат знакомые ножки.

– Мамааааааа! Посмотриииии! Я никогда не видела такого большого букета.

Я тоже.

Набор из штук пятидесяти роз всех цветов, такой тяжелый, что Сюзи с трудом его тащит. Я освобождаю ее от ноши, и мы идем в дом, чтобы прочесть записку, прикрепленную к оберточной бумаге.

– Это от кого, мам? От кого это? – спрашивает она, прыгая вокруг меня, как козленок среди бабочек.

– Представления не имею. Сейчас посмотрим…

Кое-какие соображения у меня имеются. Или Антуан за пирог с яблоками, но ведь пирог был не лучше, чем все предыдущие, или тот тип, неуклюжий, как медведь, но все равно притягательный.

Отцепив записку, я заметила про себя, что у меня даже нет вазы, способной их вместить. В любом случае, как говорила бабуля: Будь у тебя хоть десяток ваз, ни одна никогда не подойдет для букета, который тебе подарили. А у меня всего одна. Ее собственная, которую ей подарили на свадьбу. Но она совсем маленькая…

Тебе остается только выйти замуж и пригласить человек сто. Среди подарков наверняка будет несколько ваз. Правда, еще нужно найти кандидата, кому сказать «да», и сотню гостей.

М-да. Вообще-то вазу можно просто купить. Надо поговорить с Маджори. У нее точно есть на примете пара мест.

Я дурак,

Знаешь ты,

Что это так.

Дарю цветы

И жду прощения

За мой букет

И приглашения

К вам на обед.

Полицейский-поэт, надо же! Послание трогательное. Скорее всего, он действительно сожалеет. И есть о чем. Правда, знакома я и с другими, которые сделали кое-что похуже и даже не удосужились попросить прощения. Целый год я надеялась, что тот подонок вернется, чтобы сказать, как он раскаивается в том, что сделал. И ничего. Лишнее подтверждение, что он настоящая сволочь, не знающая угрызений совести. Или что я несчастная дуреха, которая попалась, как кур в ощип.

И то и другое, мой капитан! Настоящие сволочи без угрызений совести склонны подстерегать добычу, если та наивна и грустна.

Но, Мари, ждать каких-то пошлых извинений от тупой, бесчувственной скотины – это как надеяться, что тесто поднимется без дрожжей. Пустая трата времени.

А тут…

Бабуля тоже мне говорила, что нельзя отказывать в прощении тому, кто искренне его просит. Прощение надо использовать как влажную губку: проведешь ею по исписанной доске, и появится шанс написать на ней новый урок.

Но та история с Жюстеном как раз и послужила мне уроком. Я стала недоверчивой. Так или иначе, но, помимо ножа и мотка веревки в кармане, дедушка советовал мне сначала думать, а потом делать.

Завтра четверг, и я послушаю, что скажет Антуан. Когда я не знаю, что делать, за меня думает он. Очень удобно.

12

Ты совсем дурак, приятель, если надеялся, что она ответит в тот же вечер согласием на ужин. Двадцать лет ты ждал, пока в голове (и не только) зазвучит самба, а несколько часов тебе уже кажутся слишком долгими! Ну и что с того? Кому какое дело, если я меняю статус старого холостяка, антипатичного и внушающего жалость, на статус клуба самбы для влюбленных нейронов? Ведь речь-то об этом, разве нет? О любви? Или это долгое воздержание сказывается? Но тогда я подыскал бы себе кого-нибудь подоступнее или посмазливее. Мари не красавица в расхожем смысле слова. Вряд ли ее поместят на обложку журнала «Современная женщина». Она женщина, но не современная. Она родом из другого времени. И доступности в ней тоже нет. Значит, или я мазохист, или я влюблен.

Как тянется ожидание, пока гадаешь, что она решила сделать. Выбросила она их на помойку или поставила на кухонный стол? Второе мне больше по вкусу. Букет стоил мне целого состояния. Но я бы заплатил еще столько же, лишь бы она простила. Я жду и размышляю.

В Тулузе было проще. Никаких размышлений не требовалось. Звонил будильник, я отправлялся на службу, занимался текущими делами. Оперативником в прямом смысле слова я не был, но в тех сводках, которые я должен был составлять, передо мной проходили все человеческие странности и изъяны. Мелкие правонарушения, незаконная торговля всех видов, жестокость в семье, соседские дрязги, сожженные машины. Вечером я возвращался домой. Немного рисовал, смотрел спортивную передачу по телевизору, а назавтра все с начала. По выходным виделся с Мадлен или катался на велосипеде. Время от времени трахал соседку сверху, которая строила мне глазки у почтового ящика. Без особого пыла. Никакой самбы. Просто для личной гигиены. Никогда не забывая о презервативе, чтобы не угодить в ловушку девять месяцев спустя. Когда соседка начала устраивать мне семейные сцены, я прекратил забеги наверх, а гигиенические процедуры продолжил в ванной. Одним ударом двух зайцев.