Уилл дернул Лизу назад, потом ударил ребром ладони по виску и схватил ее за обе руки.
– Еще раз проделаешь то же самое, и ты об этом пожалеешь, – пообещал Норман.
– Куда вы меня везете?
– Туда, куда и сказали. Домой.
– Но с мамой ничего не случилось, правда?
– Кроме того, что она старая и уродливая? Ничего.
Несмотря на аппарат Франкенштейна, Уилл ухитрился фыркнуть над шуткой брата.
Лиза ненавидела их, презирала и боялась. Она по опыту знала, что ей не избавиться от хватки Уилла, пока тот сам не захочет ее отпустить. Он с успехом держал ее столько раз, что теперь у нее не было ни малейшей надежды вырваться. Он ослабел после побоев, но горячечный блеск в его глазах предупреждал Лизу, что брат готов драться. И потом, даже если ей удастся вырваться от него, как она выберется из пикапа?
Ее единственной надеждой оставался мужчина, который пообещал прийти ей на помощь, если потребуется. Ей оставалось только ждать, пока они доедут до дома, и каким-то образом добраться до телефона.
Но когда они проезжали мимо его хижины, Лиза увидела желтую полицейскую ленту, натянутую вокруг всего участка. Она в отчаянии воскликнула:
– Что случилось?
– Как мы и думали, он оказался беглым преступником. Он ведь дал тебе номер телефона, верно?
– Откуда ты знаешь?
– Я не знал, – Норман сверкнул хитрой улыбкой. – Но догадался. Он велел тебе позвонить, если…
– Если вы попытаетесь меня изнасиловать.
– Ага, мы знаем, что ты об этом болтала. И еще знаем, что тебя поддерживает эта твоя подружка-докторша. Ладно, хрен с ней. С ней пусть разбирается ее мужик.
– Она замужем?
– Вроде так, но это не наше дело. Нам нужен твой высокий, темноволосый красавец.
– Что вы собираетесь сделать?
Норман свернул на подъездную дорожку и резко остановил машину. Цепь все еще была обмотана вокруг дерева.
– Сукин сын, он украл еще и нашего пса, – пробормотал Норман, глуша мотор, и достал мобильный телефон из кармана грязных джинсов, тех самых, испачканных кровью, в которых его привезли в больницу.
– Вот что произойдет, сестренка, – сказал он. – Ты сейчас позвонишь этому рыцарю в сверкающих доспехах и скажешь ему, что мы привезли тебя домой, и ты боишься, что мы узнаем о том вранье, которое ты о нас распространяла.
– Он знает, что это не вранье.
– Нет, не знает, – возразил Норман. – Он просто поверил тебе на слово. Но ты ему скажешь, что мы очень злы и угрожаем превратить твое вранье в правду, но ты скорее убьешь себя, чем позволишь нам… это сделать.
Уилл промычал, одобряя сценарий.
– А что потом? – спросила Лиза.
– Он примчится к тебе на помощь. А когда он здесь появится, то пожалеет, что вообще появился на свет, – Норман ухмыльнулся и потряс телефоном. – Какой номер?
Лиза фыркнула.
– Узнаешь, когда ад замерзнет.
Уилл схватил ее лицо, воткнув большой палец в одну щеку, остальные четыре – в другую. Норман схватил Лизу за руки, хотя от этого движения у него заболели сломанные ребра, и он скорчился от боли. Девочка пыталась вырваться, но чем сильнее она отбивалась, тем крепче они ее держали. Боль в щеках была такой нестерпимой, что на глаза навернулись слезы.
– Больно, да? – сказал Норман.
Он вспотел, одна из ран на лице открылась, из нее снова потекла кровь.
– Теперь ты можешь представить, что приходится терпеть Уиллу из-за твоего дружка. Но у него хватит сил справиться с такой костлявой девчонкой, как ты. В конце концов ты скажешь нам все, что мы хотим знать, поэтому лучше тебе избавить себя от неудобств.
Лиза зажмурилась и покачала головой.
После минутного раздумья Норман согласно кивнул:
– Хорошо. Тогда мы попробуем кое-что другое.
Зловещая мягкость его тона заставила Лизу открыть глаза. Ее мать вышла на крыльцо с кухонным полотенцем на плече, дырявый кардиган застегнут кое-как. Лиза пала духом, она знала, что сделает все, что потребуют братья.
– Ты позвонишь, сестренка, – прошептал Норман, – и постарайся быть убедительной. Иначе мы привяжем Ма к стулу, чтобы она могла посмотреть.
* * *
Хэйес дождался, когда трое мужчин выйдут, потом сказал:
– Ты не знала, что это была Элис.
Глаза у Эмори были на удивление сухими, как будто она не моргала с тех пор, как узнала о предательстве подруги, плакать ей не хотелось.
– Нет.
– И никогда ее не подозревала?
– Нет.
– Ты в ярости.
– Ты чертовски прав, так и есть, – она встала со стула, оттолкнула его в сторону и начала мерить шагами пространство между комодом и изножьем кровати. – Я не ревную. Мне даже не больно. Я разозлилась.
– Она не заслуживает той энергии, которую ты на это тратишь.
– Я больше злюсь на себя, чем на нее.
– За что?
– За то, что была такой наивной.
– Доверчивой.
– Слепой.
– Можно мне добавить еще одно прилагательное?
Эмори остановилась и посмотрела на Хэйеса.
– Какое?
– Безразличная. Ты облегчила ей задачу. Тебе было все равно, что Джеф гуляет на стороне, и ты даже не удосужилась выяснить, с кем он тебе изменяет.
Она обдумала его слова, потом сказала:
– Перестань говорить правильные вещи, дай мне выпустить пар.
Он жестом попросил ее продолжать.
– Я злюсь на себя за то, что рассказала Элис о ночи с тобой. Это был самый дорогой мой секрет, мне хотелось сохранить его только для себя. Но мне пришлось рассказать о наиболее личном именно ей.
Эмори объяснила, почему она это сделала, и посмотрела на него. Ей было неловко.
Хэйес встретился с ней глазами и торжественно произнес:
– Я надеюсь, ты отдала мне должное.
Это была настолько неожиданная реакция, что Эмори рассмеялась.
– Коннел ошибся. Ты умеешь шутить.
– Я не шутил.
Но Хэйес шутил, и Эмори наслаждалась его редкой улыбкой. Он прав, Элис не заслуживает той энергии, которой требует злость на нее. И потом, ее сердце переполняли совершенно другие эмоции. Она негромко сказала:
– Думаю, твой друг Джек о нас знает.
– Он не мой друг, но он о нас знает. Когда он вернулся с завтраком, он понял, что прервал либо перепалку, либо любовную игру.
– Это была перепалка?