– Скажите, а как давно у господина Мокроусова дом в Полтаве, которым он владеет? – не удержалась Амалия.
– Сергею Петровичу стало очень тяжело жить в имении после того злополучного происшествия, – сдержанно промолвила Елена Кирилловна. – Кроме того, он не хотел, чтобы мадемуазель Леман похоронили там же, где она погибла. Он похоронил ее в Полтаве, на католическом кладбище, и купил дом, чтобы ходить без помех на ее могилу. Когда суд окончательно установил невиновность Сергея Петровича, он продал имение и уехал за границу, а меня оставил в Полтаве – следить за домом и могилой.
У нее был ровный, негромкий голос, словно окрашенный в серый цвет, как и ее платье. Больше всего она походила не на экономку, а на разумную, рассудительную учительницу, которая знает, как находить подход к самым трудным ученикам, и никогда не тратит время по пустякам.
– Вы покажете мадемуазель Делорм могилу ее матери? – спросила Амалия.
– Разумеется, если она пожелает. Хотя это очень знаменитое место – все полтавские гимназисты назначают там свидания, – тут Елена Кирилловна впервые позволила себе подобие улыбки.
– На кладбище? – нахмурилась Амалия.
– Да, молодежи кажется, что это очень… романтично. Так вы уверены, госпожа баронесса, что не станете с мадемуазель Делорм останавливаться в доме Сергея Петровича? Я приготовила для вас лучшие комнаты.
Однако Амалия повторила, что они предпочитают гостиницу, и спросила, когда можно будет навестить Елену Кирилловну, чтобы поговорить с ней о том, что случилось двадцать лет назад.
– После пяти часов я всегда дома, – сказала экономка. – А о чем вы хотели меня спросить, госпожа баронесса?
– Да так, о всяком разном, – уклончиво ответила Амалия. – Есть некоторые вопросы, на которые я хотела бы получить ответ.
– В какой гостинице вы собираетесь остановиться? – спросила Елена Кирилловна. – Я в экипаже и могу подвезти вас.
– Мы будем в гостинице «Европейская» на Мало-Петровской улице, – сказала баронесса фон Корф. – Вы можете не беспокоиться, мы возьмем извозчика.
– Как вам угодно, сударыня, но будьте осмотрительны: народ тут такой, что своего не упустит. От станции до города пятьдесят копеек, если возьмете дрожки, и семьдесят пять – в фаэтоне. Не переплатите за дрожки и помните, что плата идет за поездку, а не за количество ездоков.
Несмотря на громкое название, «Европейская» оказалась обыкновенной провинциальной гостиницей, сонной и спокойной. Из окна своего номера Амалия видела вывеску магазина, которая извещала все заинтересованные лица о том, что здесь продаются «модно-дамские платья».
После завтрака мадемуазель Делорм объявила, что хочет немного прогуляться в одиночестве, но Амалия до того слышала разговор своей спутницы с метрдотелем, который говорил по-французски, и поняла, что Луиза спрашивала, как найти католическое кладбище.
«Вполне понятно, что она хочет побывать на могиле матери одна… Что ж, не буду ей мешать».
Здесь, на юге, июльская жара ощущалась гораздо сильнее, чем в Петербурге или в Москве. Жужжала муха, залетевшая в комнату, и ее жужжание выводило Амалию из себя. Она начала писать письмо, но гостиничные чернила оказались слишком бледными.
«Не пройтись ли мне тоже прогуляться? Я даже не знаю, в Полтаве ли сейчас доктор Гостинцев…»
Она достала листок с адресом, который нацарапал Курсин, вышла на улицу и подозвала извозчика.
– Сретенская улица, дом фон Белли…
Было жарко, светлый батист платья прилипал к телу. Амалия поправила шляпку и невольно пожалела о том, что оставила дома свой зонтик от солнца. Витрины проплывавших мимо магазинов казались ей провинциальными и скучными, а встречные дамы были одеты из рук вон плохо. Что касается мужчин, то баронесса фон Корф ничего против них не имела, потому что все они, как один, провожали хорошенькую петербургскую гостью восхищенными взглядами.
Ей повезло – Серапион Афанасьевич Гостинцев оказался дома и тотчас согласился ее принять. На вид ему можно было дать лет сорок пять. Очень высокий, сутулый, с волнистыми каштановыми волосами и остроконечной бородкой, он внимательно взирал на Амалию сквозь пенсне, пока она излагала ему цель своего визита. Выражения его лица она не понимала.
– Мне бы не хотелось отрывать вас от дел, – сказала Амалия, – поэтому я бы хотела вернуться позже, когда вам будет удобно, с мадемуазель Делорм, чтобы она могла задать вам вопросы по поводу ее матери. Ведь вы осматривали убитую и…
– Нет, – сказал доктор Гостинцев. Голос у него был глуховатый, манера выражаться – резкая и отрывистая, становившаяся еще более заметной, когда он волновался. – Я не буду говорить с мадемуазель Делорм.
Это было что-то совершенно новое, чего Амалия никак не ожидала. Ведь даже следователь Фиалковский не стал уклоняться от встречи с Луизой.
– Вам неприятно вспоминать об убийстве? – вырвалось у Амалии.
– А вы как думаете, сударыня? – усмехнулся Серапион Афанасьевич. – Но дело не в этом. Вы – вас я знаю хорошо, я помню ваших родителей и вашего дедушку, генерала Тамарина. Спрашивайте меня о чем хотите, я постараюсь ответить на любой ваш вопрос. Но мадемуазель Делорм я не скажу ничего.
– Почему? – спросила Амалия, совершенно сбитая с толку.
– Потому что мне придется выражать ей соболезнования. Говорить всякий вздор вместо того, чтобы сказать ей правду…
Доктор запнулся.
– Правду? О чем?
– О том, госпожа баронесса, что ее мать была проституткой и умерла жалкой смертью, – резко проговорил Серапион Афанасьевич. – Ей не повезло, понимаете? Другие проститутки разоряют целые семьи, доводят любовников до самоубийства, и ничего. А потом ко мне приходят несчастные жены и умоляют написать в заключении, что произошло не самоубийство, а несчастный случай, чтобы детям было не так стыдно за их беспутного отца…
Он умолк, хмуро покусывая изнутри нижнюю губу. Амалия подумала, что, должно быть, в Полтаве недавно случилось какое-то трагическое происшествие и впечатление от него наложилось на то старое дело. Ей было немного досадно, что доктор Гостинцев оказался не свободен от предвзятости, но он был гораздо старше ее, и баронесса фон Корф понимала, что если она сейчас начнет переубеждать его, это будет выглядеть просто нелепо.
– Скажите, вы хорошо знали Луизу Леман? – спросила она.
– Достаточно, – усмехнулся Серапион Афанасьевич. – Когда люди ведут такой образ жизни, как Сергей Петрович и она, им то и дело приходится лечиться. Он не пропускал ни одной юбки. Луиза до поры до времени хранила ему верность, потому что рассчитывала, что он на ней женится… Я надеюсь, мои слова не фраппируют [11] вас, сударыня? Мы, врачи, привыкли называть вещи своими именами, потому что это часть нашей профессии…