– Вы не подозревали, что мадемуазель Леман изменяет вам?
Сергей Петрович поморщился.
– Возможно, я был слишком самонадеян, но я видел, что она не променяла бы меня ни на кого другого, – промолвил он после паузы. – Нет, я ничего не подозревал. И даже если бы я узнал что-то такое, поверьте, я не стал бы ее убивать. У меня не было ни малейшей причины желать ей зла.
– Вряд ли я поверю, что вы так покладисты, как хотите казаться, – усмехнулась Амалия. – Простите меня, но я думаю, что вы нашли записки Виктора к Луизе и нарочно сказали ему, что убийца – его жена. Вы рассчитывали, что он выйдет из себя и, может быть, убьет Надежду, не так ли? И тогда вам удастся отомстить им обоим.
– Я сказал ему правду, потому что он спросил, – с раздражением промолвил Мокроусов. – Никого бы он никогда не убил, не тот это характер. Вы делаете неверные выводы, потому что понятия не имеете о людях, о которых идет речь. И вы постоянно приписываете мне самые дурные намерения, что не делает вам чести. В этом вы похожи на господина Курсина. Правда, у него была особая причина ненавидеть меня – его отец был из крепостных, а я совсем другого поля ягода. В его глазах я олицетворял все то, что отравляло жизнь его предкам, и когда представилась возможность отомстить в моем лице всем, кого он презирал и кому втайне завидовал, он, не задумываясь, воспользовался ею.
– Завидовал?
– Разумеется, госпожа баронесса. Нет ничего хуже плебея, облеченного властью, и если вы думаете, что он был честным из одной добродетели, то заблуждаетесь. Просто его так называемая честность позволяла ему сильнее притеснять тех, кто ему не нравился.
– Давайте все-таки говорить не о господине Курсине, а о вас, – сказала Амалия. – Почему вы распорядились снести башню?
– Думаете, я должен был оставить в покое место, которое стало свидетелем ее предсмертных мучений? – резко спросил Мокроусов. – Чтобы туда приезжали всякие ротозеи, для которых трагедия моей жизни стала бы развлечением? Ни за что!
– Скажите, зачем вам понадобилась мадемуазель Делорм? Раз вы даже не уверены в своем отцовстве…
– По-моему, это очевидно, – пожал печами ее собеседник. – В какой-то момент я решил, что мне нужна семья, такая же, как у всех. Ради этого я дважды женился, но оба раза неудачно. У меня нет детей. Родственники есть, но я не общаюсь со своими сестрами и не желаю, чтобы они получили мои деньги. Пусть лучше все отойдет дочери Луизы, чем им. – Он замолчал, всматриваясь в лицо Амалии. – Вы поговорите с ней? Пожалуйста, скажите ей, что я не убивал ее мать. Согласен, в жизни я совершил много ошибок, но на моих руках нет ее крови.
– Я ничего не могу обещать, – сказала Амалия, поднимаясь с места. – Но вы можете быть спокойны: я передам ей то, что вы мне рассказали. Однако окончательное решение будет зависеть только от нее.
– Я все время думал о том, куда пропал кинжал, – сказал Мокроусов ей вслед. – Одно время мне казалось, что он похож на кавказские кинжалы, которые водились в вашем доме. Тогда становилось понятно, куда он пропал: его просто забрал ваш отец, который нашел тело. Но потом я понял, что такой поступок был бы совершенно не в духе вашего батюшки. Он был такой… Раздражающе честный человек, если позволительно так выразиться. Меня он выводил из себя, но теперь, вероятно, я бы дорого дал, чтобы с ним подружиться…
«Беда в том, что мой отец никогда не стал бы дружить с таким, как вы», – подумала Амалия. И так как у нее была веская причина, чтобы не обсуждать исчезновение кинжала, она быстро попрощалась со своим собеседником и ушла.
– Скажите, – спросила Луиза, – вы верите ему?
Несколько часов спустя Амалия фон Корф и Луиза Делорм сидели в номере баронессы, где моя героиня пересказала своей спутнице то, что ей удалось узнать от Сергея Мокроусова.
– Не знаю, – протянула Амалия, – не знаю… Но он казался вполне… вполне убедительным.
– Значит, он вас убедил? – допытывалась Луиза.
Амалия вздохнула.
– Меня убедило выражение его лица, когда он говорил о Надежде, стоящей над телом убитой, – сказала она. – И интонация, с которой он произносил фразу «эта женщина», опять-таки о Надежде. Трудно ошибиться, когда видишь и слышишь такое отвращение…
– Но он мог лгать, – пробормотала Луиза, стиснув сумочку. Амалию уже стала раздражать эта ее привычка. – Притворяться… Почему бы и нет? Тем более что…
Она осеклась, не закончив фразу.
– Что? – спросила Амалия, от которой не ускользнуло выражение лица девушки в коричневом платье. – Вам что-то известно, мадемуазель Делорм?
– Я даже не знаю, как вам объяснить… – пробормотала Луиза, пряча глаза. Она еще ожесточеннее стала мять ручку, которая и так за последние недели совершенно потеряла первоначальный вид. – Мне очень… неловко… поверьте… Но я приехала в Россию, зная, что он виновен, – выпалила она.
Тут Амалия, по правде говоря, растерялась.
– Мадемуазель Делорм, я ничего не понимаю… Что значит – виновен? Откуда вам это известно? И почему вы не сказали мне об этом раньше?
– Я думала, что вы можете быть каким-то образом заинтересованы в том, чтобы скрыть правду… – лепетала Луиза, краснея. – Я… я не доверяла вам до конца. Ведь тело моей матери обнаружили в вашем овраге… Я подумала… мало ли что… Вдруг вы пожелаете ввести меня в заблуждение… И я…
Амалия не слишком хорошо знала свою родословную, но в эти мгновения она буквально физически ощутила, как кровь ее предков – русских военных, участвовавших во всех войнах империи, польских шляхтичей с их гонором и удалью, рассудительных немцев, которым здравый смысл вовсе не мешал время от времени терять голову, пылких французов и даже одного рыцаря Тевтонского ордена – вскипела в ее венах. Эти люди, давно ушедшие в мир иной, продолжали какой-то своей частью существовать в ее генах; ее оскорбленная гордость была их оскорбленной гордостью, ее возмущение было их возмущением, и очень многим из них была знакома обуявшая ее ярость, от которой перехватывает дыхание и темнеет в глазах.
Нет, вы поймите: проникнуться искренним сочувствием к человеку, помогать ему, тратить свое время, проехать тысячи верст, потратить, между прочим, немалое количество денег, ломать голову над проблемой, которая кажется неразрешимой… и вдруг узнать, что все это было бесполезно и что решение было известно с самого начала, потому что Сергей Петрович Мокроусов – убийца и его дочь, если она его дочь, никогда в этом даже не сомневалась. Было от чего вспылить в самом деле!
Амалию охватила досада. Вот вам и дядюшка Казимир, никчемная личность паразитического толка, неудачник и ловелас, – ничегошеньки он не знал о Луизе, но сразу же понял, что она – дрянь, лгунья и ей нельзя доверять. И ведь предупреждал он племянницу, а она его не послушалась.
– Простите, мадемуазель, – сказала Амалия холодно, – но я по-прежнему ничего не понимаю. Вы знали, что ваш отец убийца, вы не доверяли мне… Зачем же вы приехали в Россию? Для чего?