– В какой-то степени да, – усмехнулась та.
– Вы абсолютны правы. Люди были изгнаны из рая, но рай должен был прийти к ним, вот такой парадокс. Впрочем, в вере никогда не было логики. И вот: подобным воплощением Христа в человеческом облике для многих мыслителей того времени стал сын Оттона II Оттон III.
– Этот замок – одно из императорских владений?
– Не совсем, но он связан с другим не менее важным персонажем оттоновской эпопеи: Гербертом д’Орийяком, монахом-францисканцем из Оверни, ставшим под именем Сильвестра II самым замечательным и уникальным папой, которого только знало католичество! Но о нем позже.
Выйдя из лифта, они обогнули холл и спустились по широкой каменной лестнице в нечто похожее на подвал. Хотя назвать подвалом это помещение язык не поворачивался. Это было огромное, скорее всего выдолбленное прямо в скале подземное помещение, освещенное ярким раздражающим светом неоновых ламп. Прямо перед ними вглубь вели два коридора. Первый был коротким и заканчивался перед сверкающей металлической дверью, второй пропадал в темноте. По пути они наткнулись на группу яростно спорящих мужчин. Среди них с несколько напряженной улыбкой стоял Филипп Берже. Напротив со сжатыми кулаками находился задиристый субъект лет шестидесяти, а может, больше. Он наскакивал на Филиппа с видом драчливого петуха и махал перед его носом маленьким сухим кулачком. Другие с неодобрением наблюдали, и было непонятно, к кому это неодобрение относилось – к Филиппу или его собеседнику.
– Вы не правы, дорогой профессор Лоуренс, – пытался утихомирить своего соперника Филипп, – вы недооцениваете прогресс, к которому могут привести наши исследования! Подумайте только, что мы сможем прямо подсоединить человеческий мозг к компьютеру. И мозг будет управлять компьютером, увеличивая его возможности в несколько раз! – с воодушевлением продолжал он.
– Или компьютер мозгом! – возмутился профессор.
– Еще про войну с роботами вспомните!
– И вспомню! – оглянулся Лоуренс в поисках поддержки.
Но, похоже, взвешенное и сдержанное поведение Филиппа производило на окружающих более выгодное впечатление, нежели скандальные действия его противника.
– Ага, тут синдром Франкенштейна можно присобачить, почему бы и нет! И все идеи о том, что созданное человеком может быть только исключительно опасно. Достаточно вспомнить все бунты против машин, а теперь представьте нашу современность без машин и быстренько взвоете! Не возвращаться же в пещеры! – усмехнулся незнакомый подругам мужчина с усами а-ля Тарас Бульба.
– Вот именно, – обрадовался его поддержке Филипп, – спасибо, Карл. Компьютер – машина, которая запрограммирована на определенные действия! Перестаньте, наконец, вести себя как домохозяйки и одушевлять машину!
– А ваши знаменитые правила робототехники! – не сдавался Лоуренс.
– Конечно, хотя бы они. Достаточно сделать первым и основным принципом, что ни в коем случае машина не должна причинять вреда человеку, и это мы вполне способны сделать. Все просто, как видите! – торжествующе заявил Филипп.
– Полный вздор, бред сивой кобылы! – возмутился неугомонный профессор.
Филипп опешил и не очень уверенным тоном начал:
– Что вы имеете в виду?
– То, что все ваши измышления – если не абсурдны, то ограниченны!
– Тогда позволю себе сказать: для вас мои исследования являются бредом сивой кобылы только потому, что вы разбираетесь в них примерно на том же уровне, что свинья в апельсинах!
Разговор, похоже, медленно, но верно перерастал в высоконаучное мордобитие. Оставалось чтобы кто-то заявил: «Что за шум, а драки нет?» – и эти слова послужили бы началом подлинного кровопролития. Ангелина с Екатериной Великой переглянулись и еле успели скрыть ехидные улыбки, как к ним обернулась кипевшая от возмущения Марго.
– Как он смеет так отзываться о работах Филиппа! Козел! Сейчас я ему скажу все, что думаю! – прошипела она.
– Успокойся! – прошептала Ангелина. – Тебя тут только и не хватало! Такие споры – нормальное явление. Ты только всех насмешишь, а Филиппу не поможешь, так что лучше молчи!
Наконец вмешался Лорис, по всей видимости, решивший, что дело зашло слишком далеко. И хотя жареным не пахло, учитывая высокоинтеллектуальный уровень спорщиков, а также явное отсутствие физической подготовки большинства из них, но приличия ради затевавшуюся потасовку следовало остановить.
– Дорогие друзья, коллеги! Не увлекайтесь, пожалуйста, и не забывайте, что мы цивилизованные и интеллигентные люди и должны оставаться такими, даже если наши мнения расходятся. И дорогой Лоуренс, я бы вам посоветовал тщательнее выбирать выражения.
– Какими могут быть выражения в ответ на эту чушь собачью!
Филипп наконец-то повысил голос:
– Я предпочел бы аргументы крикам пещерного человека!
– Хотите аргументы – получайте! Говорите, достаточно внушить компьютеру, что ни при каких обстоятельствах он не должен причинять человеку вреда?! – и он вопросительно посмотрел на Филиппа, тот только презрительно кивнул, всем своим видом показывая, что не собирается опускаться до уровня столь низкопробного и скандального элемента. – Замечательно, тогда знаете, что в первую очередь должна будет сделать машина? – Он выдержал паузу и победным тоном заявил: – Помешать человеку родиться!
Стоящие вокруг переглянулись, но никто не произнес ни слова. Тем временем Лоуренс продолжал:
– Так как именно с момента рождения и начинается для человека непрерывная череда опасностей! Нет рождения – нет угрозы!
– Как бы эта перепалка не переросла в перестрелку! – шепнула Екатерина Дмитриевна по-русски.
– А мне кажется, что уже переросла, – криво усмехнулась Ангелина.
Посещение лаборатории оказалось не лучше. И Ангелине, и ее подругам с первого взгляда стало не по себе. Действительно, картинка была не для слабонервных. Посреди лаборатории на блестящем хромированном постаменте стояли две головы шимпанзе, не статуи, не чучела или бюсты, а самые настоящие и, главное, живые головы, и никаких тел поблизости не наблюдалось…
* * *
Год 999 после Рождества Христова. Священная Римская империя, Констанц
Начальник караула города Рагнар Хед сегодня был не в духе – с утра поссорился с женой, и весь день не заладился. Он недовольно посмотрел на Хильдерика, клерка, вслух читающего жалобы горожан. Рагнар грамоте обучен не был. Да и зачем воину знать кривые закорючки, только зрение терять! А глаза воину нужны, ох как нужны! Это слабым и немощным вроде его клерка нужно себе на жизнь зарабатывать, а Хед и без грамоты обойдется. Правда, Гертруда, жена, последнее время стала жаловаться, что ей надоело жить с таким остолопом, который неспособен поддержать мало-мальски приличную беседу. Оно и понятно: Гертруда выросла с монахинями и у них обучилась чтению и прочим ненужным вещам. А вот как слушаться и покоряться мужу – этому монахини разве научат! Рагнар горько вздохнул. Вот чертова баба! Иногда хотелось бросить все и отправиться в поход. Но его оставили обеспечивать порядок в городе. Императору вдруг стало важно, что о нем думают его подданные. Охранять этих заплывших жиром торговцев и ремесленников! Разбираться с их жалобами на соседей! Искать пропавших кур! Как ему все это надоело! Понятно, что Гертруда потеряла к нему уважение. Раньше, когда он возвращался из походов, ловил на себе восхищенные взгляды жены. Еще бы – в блестящей кольчуге, запыленной мантии и с огромным мечом Рагнар внушал уважение. Вот жена и побаивалась. Попробовала бы она раньше укорять его в том, что он не знает ни одного жития святых и никогда не читал Евангелия! Господь создал его воином, а не монахом. В коридоре раздался шум. Стражник явно не хотел кого-то пускать. Но человек за дверью не унимался. Вот наглец! Рагнар поднялся и направился к двери – решил самолично проучить нахала. Да и ноги поразмять захотелось. Тоска от всех этих жалоб заела! Он распахнул дверь. На пороге стоял священник. Лицо его показалось знакомым.