Реакция партий, фракций, отдельных депутатов и членов Государственного совета, осознание того, что в противостояние был втянут император, и ощущение вины за это не могли не повлиять на Столыпина. Он ощущал себя в одиночестве, хотя ни о какой отставке Николай Второй до сих пор не желал даже слышать.
Дождливым сентябрьским вечером у небольшого дома в Париже остановился молодой человек, на вид лет двадцати трех. Он встал под козырек винной лавки, сложил зонт, посмотрел на номер дома. Да, тот самый, на нужной улице.
Молодой человек зашел в подъезд между магазинчиками, поднялся по лестнице на второй этаж. Справа и слева две двери.
Он подошел к квартире слева, аккуратно постучал и почти сразу же услышал мужской голос:
– Кто?
– Аленский Егор Егорович.
Дверь открылась.
– Входите.
В прихожей Аленский, он же Дмитрий Богров, снял дождевик.
– Добрый вечер. Ну и погодка сегодня. Прямо как в Петербурге.
Мужчина лет пятидесяти пяти кивнул:
– Да, погода действительно препаршивая. Проходите в гостиную.
Богров разделся и прошел в довольно большую комнату.
Егор Егорович Лазарев, известный член партии социалистов-революционеров, указал гостю на кресло:
– Здесь будет удобно, но прошу учесть, у меня не так много свободного времени.
Богров заметил кипу бумаг на канцелярском столе и сказал:
– Я не задержу вас.
Лазарев присел в кресло напротив.
– Слушаю вас, господин Аленский.
– Можно просто Дмитрий.
– Хорошо, слушаю вас, Дмитрий.
Богров устроился поудобнее и заявил:
– Я намерен убить Столыпина.
Лазарев рассмеялся:
– И всего-то? Почему сразу не императора? Молодой человек, мне не до шуток. Если…
Богров прервал его:
– Извините, Егор Егорович, но это не шутка. Я действительно намерен убить Столыпина.
– Ну, если это не шутка, то, значит, вы сумасшедший.
– Я в здравом уме, и у меня есть план. На следующий год…
– Вы заглядываете слишком далеко.
– Все же прошу выслушать меня.
Лазарев вздохнул:
– Что ж, выкладывайте свой план.
Богров говорил минут десять и закончил монолог такими словами:
– У меня все получится.
– Допустим, но что вам нужно от меня?
– Не от вас лично, от партии.
– Что конкретно?
– Без сомнения, шансов избежать ареста у меня практически нет. Я буду приговорен к смертной казни. Так вот, я хочу, чтобы после моей смерти партия объявила, что убийство совершено с ведома лиц, руководящих ею. Это начало новой фазы революционного террора.
Лазарев покачал головой:
– План, признаюсь, неплох, но почему, имея возможность попытаться убить императора, вы нацелены на председателя Совета министров?
– Я еврей. Если убью царя, то это обернется трагедией для всего моего народа. Неизбежны погромы. Мне не хотелось бы, чтобы это произошло.
– Не буду вам ничего обещать, Дмитрий. Вы планируете покушение на год вперед. За это время очень многое может измениться. Честно говоря, я не верю, что вам удастся даже приблизиться к такой фигуре, как Столыпин.
– Я сделаю это, – уверенно заявил Богров.
– Давайте договоримся так. Вы когда собираетесь вернуться в Россию?
– В начале следующего года.
– В Петербург?
– Нет, в Киев. Ведь именно там должны развернуться основные события.
– Что вас связывает с Киевом?
– Там я рос, учился. В этом городе живут мои родители.
– Хорошо, как только будете в Киеве, с вами свяжется наш человек. Он представится господином Муравьевым, запомните?
– Да. У меня хорошая память.
– Тогда же с ним и решите вопрос, касающийся вашего намерения.
– Я вас понял. Позвольте откланяться?
– Один вопрос, Дмитрий.
– Да, конечно, я к вашим услугам.
– Сколько вам лет?
– Двадцать три.
– И вы готовы пожертвовать собой ради революции?
– Это уже второй вопрос, но я отвечу. Да, готов. Вы, старый революционер, приверженец беспощадной борьбы с самодержавием, находите это странным?
Лазарев улыбнулся:
– Не такой уж я и старый. Просто меня всегда интересовало, что же служит побудительной причиной самопожертвования. Покушения большей частью не удаются. Их участников ждет суровое наказание, как правило, смертная казнь. Откуда у вас эта ненависть, сжигающая до такой степени, что сама жизнь отходит на второй план? Ведь вы же еще очень молоды.
– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Не потому, что я не смогу найти слов. Просто мне до сих пор казалось, что уж вы-то должны сами знать ответ на заданный вопрос.
– Хорошо. В принципе, на таких, как вы, и держится революционное движение. Я провожу вас.
Богров вернулся в Россию в феврале 1911 года и тут же наладил контакты с начальником Киевского охранного отделения подполковником Николаем Николаевичем Кулябко, прерванные из-за отсутствия в стране. Вот уже четыре года Дмитрий Богров являлся секретным агентом охранки.
По крайней мере, так считал Кулябко. У него были на это основания. Богров активно помогал полиции. Им были сданы охранке участники заговора против генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний Федора Федоровича Трепова-младшего. Не важно, что покушение не состоялось, а заговорщиков не удалось найти. Главное в том, что охранка отчиталась о своей работе.
Богров втерся в такое доверие Кулябко, что тот и предположить не мог, что с ним играют. Слишком уж молод был Богров. Вот агент Аленский и пользовался этим в полной мере.
На 30 августа в Киеве были запланированы большие торжества по случаю открытия памятника Александру Второму в связи с пятидесятилетием отмены им крепостного права. На праздник должны были прибыть император, члены царской семьи, глава правительства, зарубежные гости.
Накануне мероприятия Богров явился к Кулябко. Он, ценный агент охранки, имел на это право.
Начальник отделения принял молодого человека и не слишком любезно спросил:
– Что у тебя, Аленский, за дела ко мне? Опять какой-нибудь заговор? А ты знаешь, что мне пришлось выслушать, когда твоя информация по покушению на генерал-губернатора не подтвердилась?
– В том, что кто-то из ваших людей предупредил заговорщиков, не моя вина.