Book.

Пираты с сомнением посмотрели на серые картофельные мешки. Будь они на месте детей, то вряд ли бы поверили, что в них могут храниться все эти сокровища.

Дымор словно прочитал их мысли. Он взмахнул руками и пробормотал заклинание. Мешки вмиг преобразились. Вместо серой застиранной холстины вдруг заискрилась радужная парча.

– Ну, теперь-то всё ясно? – хитро улыбнулся Дымор, видя, как заблестели глаза у его команды.

– Нет! – обрадованно закричали пираты, а Дымор схватился за голову и забегал по комнате.

– Башки глиняные! – ругался он. – Мозгов столько, сколько серебра в пустом сундуке. И, бестолочи, чем больше не понимают, тем больше радуются! Что вам теперь не ясно? – спросил чародей.

– Кого мы должны ловить? В это время все дети уже спят! – осмелился объяснить одноногий пират.

– Это спят послушные дети. Они нам не нужны, – терпеливо растолковывал чернобородый старик. – Не спят только НАШИ ДЕТИ! Они требуют от родителей всё новых и новых подарков. Вот этих и тащите. И не говорите, что вам опять что-то не ясно! – И Дымор перевёл дух. Такие помощнички кого угодно утомят. – Это первое, – продолжил он. – Теперь второе – самое главное! Знайте: у вас мало времени. Вы должны до того, как прозвенит вот этот будильник, – и он потряс над головой Гениным будильником, – а прозвенит он ровно в пять часов утра, забраться с мешками вот под эту ёлку. – Старик прошёлся по комнате и коснулся рукой колючей ветки. – Она волшебная! Если к назначенному времени хотя бы одного из вас не будет под ней, то чары развеются и все вы превратитесь в речную глину, а дети вернутся домой и станут самыми добрыми, самыми послушными и самыми справедливыми.

Закончив речь, Дымор стал раздавать волшебные мешки.

– А что станет с тобой, хозяин? – наивно спросил одноглазый пират.

– Не твоё дело! – рассердился старик. – Будешь много знать – второй глаз потеряешь! Всё. Ступайте! Налево шагом марш! – скомандовал он.

– Обещал нас подробно проинструри… в общем, всё растолковать, а сам… – обиженно проворчал Одноглазый, но вместе со всеми послушно повернулся налево и зашагал к двери.

Глава пятая

Митрофан-Таракан

– Один, два, три, четыре, пять… – выпуская пиратов из квартиры по одному, считал Дымор, – одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Все, – сказал он и закрыл дверь.

Пираты ушли. Старик опустился в кресло, и тут к нему на колени прыгнул белый кот.

– С этим что будем делать, хозяин? – поинтересовался он и кивнул в сторону Гены.

Глаза у мальчика от удивления округлились: говорящий кот! Скажи ему кто-нибудь, что такое бывает, ни за что не поверил бы да ещё и на смех поднял. Но почему Митрофан называет старика хозяином? Ведь его хозяин – он, Гена.

– Ты, Таракан, можешь больше не маскироваться, – сказал коту чародей.

И тотчас кот из белого стал чёрным.

Вот это да! Гена не верил своим глазам. Да и с ушами происходило что-то странное: вместо «Митрофан» ему послышалось «Таракан». Но послышалось ли?

– А мальчишка пусть пока тут полежит. Новый год, ха-ха, встречает! – засмеялся Дымор. Настроение у него, видимо, было хорошее. – Главное – чтобы нам не мешал, а после мы его с собой заберём. Сейчас я отправлюсь в город – давненько здесь не был, – а ты останешься его сторожить и пиратов встречать.

С этими словами чародей встал, снова надел костюм Деда Мороза и вышел из квартиры.

Таракан тут же, не дожидаясь, пока за хозяином захлопнется дверь, забрался на стол.

– Фу, ну и свиньи эти пираты! Все кушанья руками перетрогали, – сердито заметил он. – Порядочному коту и поживиться-то нечем.

Он спрыгнул со стола и отправился на кухню, посмотреть, не осталось ли чего в холодильнике.

Гена услышал, как на пол посыпалась посуда. «Ну и дела-а! – подумал он. – Чёрный кот… Дымор… пираты. Надо срочно отсюда выбираться».

Он поёрзал на диване, стараясь ослабить путы. Но ничего не вышло: верёвки были завязаны настоящими морскими узлами. Пришлось эту затею оставить и попытаться придумать какую-нибудь хитрость, чтобы до возвращения пиратов заставить кота развязать верёвки.

Наконец Таракан появился. Он шёл переваливаясь, тяжело дыша, – нашёл в холодильнике полный лоток холодца и съел весь без остатка.

– Теперь бы чего-нибудь экзотического, – сказал кот, взял из вазочки мандарин, понюхал и отшвырнул в сторону. – Фу, гадость!

И тут взгляд его упал на коллекцию курительных трубок. Её собирал Генин папа. Часто, возвращаясь из командировок, он привозил в качестве сувенира разные трубки: деревянные или пенковые, затейливые – с головами животных, индейцев – или простые. Трубок было собрано порядочно.

– О, это как раз то, чего мне сейчас не хватает, – решил Таракан, разглядывая коллекцию.

Он выбрал изящную, с самым длинным чубуком трубку, набил табаком, раскурил и блаженно развалился в папином кресле.

– Люблю вот так, после обеда, выкурить трубочку, – лениво разглагольствовал кот, – повести светскую беседу о том о сём. Кстати, с кем бы мне побеседовать? Самому с собой неинтересно.

Он обвёл комнату томным взглядом, заметил Гену и оживился:

– Пожалуй, за неимением других собеседников и этот сгодится, если, конечно, лаяться не будет.

Таракан с трудом запрыгнул на диван, к мальчику, вынул у него изо рта огурец и вернулся в кресло.

– Что скажешь? – ухмыльнулся кот.

– Предатель ты, Митя, – вот ты кто! – в сердцах выкрикнул Гена. Наконец-то он мог сказать коту всё, что о нём думает.

– Ну-ну, не лайся, – беззлобно ответил Таракан.

– Другом прикидывался, а сам волшебниковым слугой оказался! – не унимался Гена.

И вдруг лежащий до этого спокойно под ёлкой мешок зашевелился и возразил:

– Я не предатель! Меня самого предали! В мешок сунули!

– А ну, цыц! – прикрикнул на мешок Таракан. – Тебе слова никто не давал. Будешь лишнее мяукать – в мышь превращу, а после слопаю, – важно сказал он, изображая из себя волшебника.

И мешок на всякий случай умолк.

Гена разглядывал чёрного кота и размышлял: «Вот перекрасить его в белый цвет – и от Митрофана не отличишь. Один к одному».

Он и не отличил, на свою голову. Вот и лежит теперь по рукам и ногам связанный.

– Значит, ты не Митрофан? – уточнил Гена.

– Нет, конечно. Я – Таракан, – лениво сказал кот. – А твой Митрофан в мешке под ёлкой парится.

И он зевнул во всю пасть. Ему надоело вести светскую беседу. После сытной еды и выкуренной трубки его так и тянуло поспать.