Я тебя люблю! А ты?
Девочки, не сговариваясь, обернулись. Марочкин смотрел на них своим ОСОБЕННЫМ взглядом.
Карпухин вдруг почувствовал, что глаза его сами собой вытаращиваются и, как у Марочкина, лезут на лоб. И ничего с этим нельзя поделать.
Три дня назад, когда Миронова получила первую записку, Любочка сказала:
– Счастливая ты, Миронова! Не каждой девочке в пятом классе в любви объясняются.
А сейчас, когда пришла десятая, она сделала вывод:
– Чёрствая ты, Миронова! После такого количества признаний и я бы полюбила.
– Но я не знаю, кто их пишет, – оправдывалась Миронова.
– А чего тут знать! Это или Карпухин, или Марочкин, – кивнула на два ОСОБЕННЫХ взгляда Любочка. – Разве ты не видишь, как они на тебя смотрят?
Миронова задумалась, а потом робко сказала:
– И я полюбила!
– Кого? – вздрогнула Любочка.
– Ну… того… кто писал, – замялась Миронова.
– Тогда напиши ему об этом! – потребовала Любочка.
А у доски учительница продолжала объяснять новый материал.
Миронова старательно корпела над запиской.
– Подпись ставить? – спросила она.
– Зачем? Он и так догадается.
Миронова сложила исписанный листок и застыла в нерешительности.
– Ну что же ты? – поторопила Любочка. – Надписывай и посылай.
– Кому? – вымученно спросила Миронова.
Любочка вдруг выхватила записку, быстро что-то на ней нацарапала и послала по рядам.
На парту друзей легла долгожданная бумажка. Карпухин пододвинул её Марочкину:
– Читай!
Марочкин дёрнул плечом:
– Тебе прислали, ты и читай!
Карпухин, сопя, развернул записку. Под кружевным сердечком робко сообщалось:
И я тебя тоже.
Он долго, не понимая, смотрел на фразу. Затем огляделся. Взгляд Марочкина был устремлен в бесконечность, Миронова, красная от смущения, уставилась в парту.
Зато Любочка сияла ОСОБЕННЫМ нежным взглядом.
Карпухин ещё раз перечитал записку. Что-то шевельнулось в его душе. Он вытаращился на Любочку и, сам того не ожидая, вдруг одними губами прошептал:
– И я тебя тоже…
Редкие медленные снежинки падали и таяли на раскатанной множеством ног ледяной дорожке – сколзанке. Влюблённый Скворцов подпирал плечом липу и терпеливо ждал.
«Может, хоть сегодня повезёт, – думал он. – Она подойдёт ко мне и спросит: „Мальчик, тебя как зовут?“ Я отвечу: „Саша!“ Она назовёт мне своё имя. И мы наконец-то познакомимся».
Из подъезда вышла девочка и заспешила к ледяной дорожке.
Скворцов заволновался: «Главное – попасться ей на глаза». Он отлепился от липы, подошёл к сколзанке и замер, словно снежный истукан.
Девочка с разбегу проскользила по льду мимо и… не обратила на Скворцова внимания.
Саша вздохнул: «Опять не вышло! Может, завтра получится?» И собрался идти домой.
– Так она никогда не обратит на тебя внимания, – произнёс кто-то.
Скворцов вздрогнул и обернулся. Позади – о ужас! – стоял прилипала Тарасов.
– О чём ты? – прикинулся дурачком Скворцов.
Тарасов разбежался и с удовольствием прокатился по льду.
– Я не первый раз вижу, как ты эту девчонку подкарауливаешь. Дело ясное: познакомиться хочешь, – сказал он. – Но действовать надо не так.
– А как? – невольно вырвалось у Скворцова.
Тарасов ещё раз, но теперь уже задумчиво проехал по льду.
– Придумал! У тебя носовой платок есть?
Скворцов долго обыскивал себя в надежде, что платок не отыщется и можно будет улизнуть от Тарасова. Но платок предательски выпал из кармана на снег.
А Тарасов катался взад-вперёд и разрабатывал стратегический план.
– Мы подкараулим её здесь! Она разбежится, покатится. Я – следом. Слегка подтолкну плечом. Она – шлёп! – и в слёзы. А ты тут как тут. Сунешь ей платок и скажешь: «Я Скворцов, а ты кто?» Вот и познакомитесь.
Приближались сумерки. Скворцов с носовым платком наготове ходил вдоль раскатанной дорожки. Он то негромко повторял: «Я Скворцов, а вас как зовут?», то молча ругал себя за то, что связался с Тарасовым.
А Тарасов притаился за липой. Он порядком замёрз, но нисколько не жалел о затее. Надо ведь другу помочь!
Наконец из-за поворота показалась та самая девочка. Плавно понесла её на себе ледяная дорожка. Скворцов от страха зажмурился: сейчас он должен будет с ней заговорить!
И тут на сколзанку выскочил Тарасов. Но не успел он преодолеть и половину пути, как ноги его часто-часто засеменили по льду, а потом и вовсе разъехались. Тарасов широко раскинул руки и шлёпнулся на живот. Неторопливо, словно самолёт на посадке, подкатил он к Скворцову и ткнулся головой в ноги.
Скворцов подумал, что перед ним предмет его обожания. Не открывая зажмуренных глаз, он опустился на одно колено, протянул платок и дрожащим от волнения голосом пробубнил намертво заученную фразу:
– Я Скворцов, а вас как зовут?
– Тарасов я, Тарасов! – колотя от досады кулаком по льду, ответил тот.
Скворцов открыл глаза, посмотрел на барахтающегося приятеля, на подъезд, в котором скрылась таинственная незнакомка, и со вздохом сказал:
– Вот и познакомились!
Обычно после уроков Витя Тарасов куда-нибудь спешит. Сегодня ему вдруг потребовались золотые рыбки, и он решил съездить в зоомагазин.
В переходе метро Витя неожиданно наткнулся на Сашу Скворцова. Тот стоял возле стены с толстой пачкой газет.
– Торгуешь? – догадался Тарасов. – На жизнь зарабатываешь?
Скворцов поморщился. Не хватало ему перед Витькой оправдываться!
– Бабушке помогаю, – нехотя ответил он. – Она сегодня неважно себя чувствует.
– Ну и как бизнес? – не отставал неугомонный Тарасов.
– Плохо. Только две штуки продал, – пожаловался Скворцов.
– Да кто же так торгует?! – быстро просматривая газету, возмутился Тарасов. – Стоишь как истукан! Сейчас я покажу, как надо! – Похоже, ему было уже не до рыбок.
Он взял у Саши полпачки газет, вышел на середину перехода и стал кричать: