Зазвонил телефон.
— Тебе пора идти к себе и готовиться к празднику, солнышко, — с улыбкой произнес Федор Сергеевич. — Скоро придет парикмахер. Я нисколько не сомневаюсь, что талантливый месье Франсуа знает, что делать с твоими волосами, чтобы они стали еще прекраснее. Сегодня у нас будет замечательный праздник, вот увидишь.
Девушка, сумевшая взять себя в руки, повернулась к отцу.
— Конечно, папа. И я воспользуюсь каждой секундой этого праздника.
Высоко подняв голову, она с улыбкой вышла из комнаты. Отец презрительно посмотрел на телефонный аппарат, снял трубку. Дежурный офицер доложил ему, что рота Павловского применила оружие против двух взбунтовавшихся подразделений. Разоруженных солдат арестовали. «Если и гвардия сдается — это уже начало конца», — думал с горечью генерал Осолин, не переставая, однако, четко отдавать распоряжения.
Синее ночное небо накрыло строгий, расчерченный замерзшими водными артериями на квадраты город — город гранитных набережных, удивительных стрельчатых колоннад, золотых куполов и прекрасных дворцов. Автомобиль ехал медленно. Тени бежали вдоль зданий и рядов уличных фонарей. Сидя рядом с матерью, Ксения напрасно пыталась проследить за их неуловимым бегом. Поднятый меховой воротник защищал ее щеки, шиншилловая муфточка согревала холодные руки.
Театральная постановка оказалась замечательной: артисты играли вдохновенно, чудесные декорации вызывали романтические чувства. Во время антракта Ксения гордо прохаживалась по проходу, держа отца под руку. Ее поздравляли, отмечали элегантность платья, очаровательную улыбку, но всякий раз после порции комплиментов разговор неизбежно сворачивал к более серьезным вещам. Депутаты Думы Чингарев и Скобелев требовали отставки правительства, неспособного накормить голодающих. Нахмурив губы и взмахивая руками в перчатках, старая графиня Чикова заявила, что видела, как манифестанты размахивали красными знаменами. Упоминали министров Струве и Протопопова, но шепотом, словно их имена оставляли во рту горьковатый привкус. Расстроенная, Ксения хмурила брови, не желая слушать ни критику в адрес премьер-министра, ни опасения по поводу упадка боевого духа русской армии. Слишком долго она ждала этого дня, который хотела провести легко, и воспринимала каждое озабоченное лицо как упрек.
Мать уже давно постоянно кашляла, раз за разом прикладывая к губам кружевной платок. Ксения понимала, что она тоже не в настроении. Беспокоясь о ее здоровье, девушка даже отказалась от своего любимого развлечения — возвращаться домой на санях под веселый перезвон бубенцов, завернувшись в меха и спрятавшись от ветра за широкую спину кучера.
— Тебе плохо, мамочка? — беспокойно спросила она.
Нина Петровна положила ладонь на руку дочери.
— Все в порядке. Небольшая слабость. Скоро пройдет.
Ее улыбка не могла скрыть синеватых кругов под глазами. Во всем ее облике — в светлом взгляде, маленьких морщинках, обрамляющих рот, тонких губах — отражалась редкостная доброта и мягкость. У нее был высокий лоб, тонкий нос, заостренные черты лица. Светлые, убранные в шиньон волосы, усыпанные жемчугом, подчеркивали бледность ее лица и красоту знаменитых фамильных серег с бриллиантами и изумрудами.
Ксения смотрела на нее озабоченно. В последнее время мать стала вставать поздно, а после обеда всегда уходила в свою комнату отдохнуть. Страдающий вид матери нагонял на девушку тоску. С детства Ксения всегда относилась к ней с некоторой сдержанностью, словно боялась сделать неосторожное движение, которое может ей повредить или даже разбить на тысячу осколков, как хрупкую хрустальную вазу.
Автомобиль остановился перед домом, и одетый в пальто с галунами швейцар поспешил навстречу женщинам. Идущий от проема парадных дверей свет падал на заснеженный тротуар. Несколько автомобилей и фиакров с запряженными маленькими коренастыми лошадками и кучерами в длинных подпоясанных армяках выстроились вдоль тротуара — на праздничный обед были приглашены сорок гостей.
Ксения подняла глаза на светящие высоко в небе звезды и глубоко вздохнула. По-особенному пикантный и солоноватый воздух ее родного города кружил голову. Слышалась музыка: играли что-то похожее на танго. Еще раз подумав, что ничто не испортит ей праздника, девушка с легким сердцем стала подниматься по лестнице вслед за матерью.
— Неужели тебе не страшно?
Подруга Ксении Софья нервно теребила юбку. В уголках ее губ остались следы от шоколада.
— Страшно что? — переспросила Ксения с большими от удивления глазами. — Чего я должна бояться?
— Того, что происходит. Это ведь очень серьезно. С тех пор как забастовали рабочие заводов Эриксона и Путилова, эти манифестанты не знают удержу. Им уже недостаточно отречения царя, теперь они требуют республику. Мы даже думали, что не сможем попасть к тебе на праздник из-за этих волнений. Мама хочет уехать в Киев, пока все не успокоится.
— Добровольно отправить себя в провинциальную ссылку, в то время как самые интересные события происходят в столице? — удивилась Ксения, собирая макароны с тарелки.
Блюда были достойными праздника. Кухарка постаралась на славу: черная и красная икра, превосходная жареная гусятина, рыбный паштет. Украшенный фарандолой [4] праздничный торт был привезен из пекарни Иванова, хотя достать куриные яйца в столице было практически невозможно. Отпивая из хрустального фужера розовое шампанское, Ксения чувствовала себя по-настоящему счастливой.
В компании с французским посланником мимо девушек прошел генерал Осолин. Месье Палеолог с серьезным видом скрестил руки за спиной. Золотая цепочка часов блестела на жилете. Перекошенные складками горечи губы под подстриженными усами выдавали его озабоченность. Он негромко переговаривался с хозяином дома, который даже склонил голову, чтобы хорошо слышать его.
В углу зала толпились женщины с жемчужными ожерельями на шеях, которым графиня Чикова, обмахиваясь веером, вещала горьким голосом, что святая Русь может существовать только в условиях деспотизма и что бедный Николай Второй обладает теми же качествами, что и Людовик Шестнадцатый [5] , исключительная доброта которого обернулась против него самого.
— Только и разговоров, что о политике, — кисло бросила Ксения. — Разве нет более интересного занятия в жизни, чем обсуждать, что в нашей стране плохо?
— Но ведь это самое важное! Надо найти выход, — возразила Софья, блеснув черными глазами.
У Софьи Дмитриевны, дочери знаменитого адвоката и признанной поэтессы, были грустные глаза, круглые щечки и черные кудряшки, обрамляющие кукольное личико. Тем не менее она, живая, умная и страстная, обращала на себя внимание.
— Дорогая Софья, ты слишком много читаешь книг и готова часами разговаривать по телефону, обсуждая достоинства и недостатки социал-демократов или социалистов-революционеров. По мне, все эти политики такие скучные, хоть умирай.