— Я помогала твоему дедушке Саше устроиться у тети Маши, моя хорошая. Это заняло у меня больше времени, чем я рассчитывала. Надо было купить ему одежду.
— Он что, сам не мог это сделать?
— Конечно, мог. Но я хотела ему помочь. Он много страдал, ты знаешь. Когда ты увидишь его, будь к нему поласковее.
Она поставила шестилетнюю дочку на ноги. У девочки были круглые щеки, любопытный взгляд и словно нарисованные кисточкой губки. У Наташи уже проглядывался твердый характер. Ее дерзость иногда пугала ее гувернантку, молодую бургундку, которая не имела ни минуты покоя. В саду гувернантка имела привычку следить за маленькими мальчиками в матросках, потому что именно среди них была и Наташа. Она прыгала через заграждения, ползала на коленках. В отличие от других девочек ее возраста Наташу не интересовали куклы или игра в серсо. Втайне от всех Ксения этим гордилась. Ей стоило большого труда завоевать авторитет у девочки и искоренять ее капризы, но ей нравились ее волевой темперамент и нежелание быть слабой и жеманной, как другие девочки.
Когда ее дочь только родилась, Ксения почувствовала себя растерянной. Ей было страшно смотреть на сморщенное личико и маленькое розовое тельце. Она, которая с малых лет сама воспитывала брата Кирилла, не понимала, откуда в ней это неприятное ощущение, почему все валится из рук перед собственной дочерью? В тот момент она еще острее ощутила потерю нянюшки. Старая служанка нашла бы слова утешения, от которых всю ее неуверенность как ветром сдуло бы. Потом, когда Наташа схватила ее за палец с инстинктивной силой новорожденных, Ксения удивилась, обнаружив в младенце тот порыв, который вел ее мать все эти годы. Она почувствовала сильный прилив любви, догадавшись, что ее дочь станет не обузой, а поддержкой.
Ксения нагнулась над дочкой, не обращая внимания на то, что подол ее юбки и полы манто легли на землю, и несколько раз чмокнула ее в губы и щеки. Наташа засмеялась, вырвалась и побежала.
— Идем, мамочка. Покатай меня на качелях.
Габриель Водвуайе ждал в салоне. Поглядев в зеркало, поставленное напротив камина, он проверил, хорошо ли завязан белый галстук. Спадающие фалды его черного фрака были безупречными. Он никогда не признался бы вслух, что боится этого вечера. В первый раз Ксения вводила его в русское общество, которое не очень одобрило то, что графиня Осолина вышла замуж за француза. Равно как и заключенный в том же двадцать седьмом году и всколыхнувший газетные страницы брак принцессы Наталии Палей, внучки царя Александра Второго, со знаменитым кутюрье Люсьеном Лелонгом. И это несмотря на то, что Лелонг был героем войны, награжденным военным крестом, и одним из великодушных меценатов, пожертвовавших немало средств в пользу русских беженцев. Русские заключали браки между собой, сохраняя верность идеалам родины, от которой их насильно оторвали, а также ради уважения к православной вере, которая словно приросла к их телам. Кроме того, их самолюбие не могло стерпеть то, что их не принимали в достойном их положению обществе.
Когда Ксения спросила Габриеля, согласится ли он на венчание в православной церкви на улице Дарю, он кивнул не моргнув глазом. К своему большому удивлению, он был взволнован запахом ладана, мерцанием восковых свечей, освещающих позолоченные иконы, хором берущих за душу голосов, вообще всей церемонией в целом, такой непохожей на то, к чему его приучали в детстве. Высокий офицер из старой императорской армии стоял позади Габриеля и сильной рукой держал над его головой венец, в то время как сосед Ксении по площадке держал венец над ней. По презрительным лицам русских Габриель понимал, что не нравится им. С ясным взглядом, гладкими светлыми волосами, причесанными с бриллиантином, Кирилл стоял рядом с Машей, застенчивой и волнующейся, которая не знала, радоваться или огорчаться за свою сестру. И конечно, была Ксения в коротком платье из бледно-розового крепдешина с фатой цвета слоновой кости. Габриель не был дома у Ксении и не догадывался, насколько тяжелой была ее жизнь. Все ее вещи, когда она переехала к нему, уместились в небольшом, видавшем виды кожаном чемоданчике, но в то же время было в этом какое-то достоинство. Габриель трогательно смотрел на Ксению, которая с округлившимся животиком, угадывающимся под платьем, стояла посреди салона, сжимая руку младшего брата.
Он ожидал от этой фантастической женщины непримиримости, экстравагантности со всеми ее кризисами и слезами в моменты экзальтаций — во всяком случае, именно такое представление о славянской душе он вынес из русской литературы и спектаклей Русского балета. Но Ксения не была капризной. В ней он открыл женщину исключительной деликатности, которая никогда не заставила пожалеть его о своем решении. Втайне он очень боялся рождения ребенка, но, к своему большому удивлению, привязался к малышке, и это ему самому очень нравилось. Он даже забывал, что не является ее отцом. Когда руки Наташи обнимали его за шею, он ощущал удовлетворение, почти счастье.
— Габриель, извините, что заставила вас ждать. Наташа сегодня была слишком требовательной, хотела, чтобы я прочитала ей несколько рассказов.
Ксения стояла в дверях. Ее белокурые кудрявые волосы были красиво уложены, а бриллиантовые серьги, которые он подарил ей после рождения дочери, блестели на свету. Толстый ониксовый браслет с бриллиантами подчеркивал изящность запястья. На ней было длинное вечернее платье без рукавов, сшитое из белого сатина, с разрезом на спине и двумя перекрещенными тонкими бретельками. В руках она держала длинный меховой шарф и вечернюю сумочку. Она была такая неземная, что Габриель какое-то время стоял безмолвно, как и каждый раз, когда видел ее такой.
— Вы готовы, мой друг? — спросила она. — Не хочу вас торопить, но Маша уже звонила, чтобы поинтересоваться, когда мы придем: сегодня вечером или завтра? Не надо пропускать голосование жюри. Если она не пройдет, ей понадобится моя помощь. Но я надеюсь, что моя сестра по крайней мере выйдет в финал. А уж если ей достанется титул «Мадемуазель Россия», тогда праздник продлится до утра. Надеюсь, завтра на рассвете у вас нет никаких деловых встреч?
С улыбкой Габриель проверил, положил ли в карман портсигар.
— Ваша сестра никогда не будет так же хороша, как вы, моя дорогая, хотя она очень мила. Без всякого сомнения, у нее есть все шансы победить. Так идемте, схлестнемся с вашими русскими, потому что так надо, — сказал он со вздохом.
— Полноте, Габриель. Вы ведь не Наполеон, — улыбнулась Ксения, когда он взял ее за руку. — Никто вас не съест, вот увидите.
Конкурс на звание «Мадемуазель Россия» был важным событием. В течение нескольких лет его организовывали во всех эмигрантских обществах, тем более во Франции — стране, которая считалась законодательницей моды. Именно французский конкурс признавали самым престижным. Портреты занявших первые места счастливиц публиковались в газетах, почтовые открытки с их изображениями продавались в Берлине, Риге, Шанхае и Харбине, отдаленном маньчжурском городе, где тоже осело много русских. Каждая русская девушка, имеющая «нансеновский» паспорт, могла записаться на участие в конкурсе в редакции русской эмиграционной газеты, которая и являлась главным организатором. Когда Маше пришло приглашение вместе с двадцатью другими конкурентками принять участие в конкурсе, она запрыгала от радости. Жюри составляли представители русского искусства, писатели, актрисы и балерины. Девушка уговорила старшую сестру прийти поддержать ее, что очень польстило Ксении, так как их отношения продолжали оставаться напряженными.