– С кем он говорил? – произнесла Марина. И Нина Егоровна сказала:
– Думаю, со своим сводным братом, Игорем Николаевичем. Это в воскресенье было, как сейчас помню. А разговор завершил фразой: «Все, Игорь, не задавай лишних вопросов и двигай ко мне. «Гипностат» мне нужен к завтрашнему утру…»
Конечно, нужен, чтобы добавить в свежевыжатый сок жене…
– А Игорь Николаевич потом приехал. Обычно он у нас редко бывал, а здесь вот наведался. Оставался недолго, затем снова отбыл. Причем небольшого темно-красного кожаного портфеля, который он с собой привез, у него уже не было…
Оставил своему братцу! Доктор Чегодаев начал лихорадочно размышлять. Как он мог упустить это из виду?! Этот сводный братец – правая рука Юнгштедта. И, кажется, руководит экспериментальными исследованиями в фармацевтическом концерне. Поэтому понятно, что он снабжает своего зловещего родственника «Гипностатом».
– Ну а потом самочувствие Евгении Александровны резко ухудшилось. Она стала какой-то вялой, апатичной. Мы, обслуживающий персонал, ее почти и не видели. Только я время от времени к ней наведывалась, и то так, чтобы никто об этом не узнал. Потому как нам было строго-настрого запрещено беспокоить хозяйку, у которой якобы депрессия!
Депрессия! Не депрессии, а кошмары, вызванные приемом этого самого «Гипностата».
– И вот этот ужасный случай… Три дня назад… – Нина Егоровна запнулась. – До сих пор все это перед глазами стоит… У меня с самого утра было предчувствие, что что-то неладно. Хозяйка уже несколько дней не показывалась. Даже завтракать не выходила, и Герман Мстиславович ей сам завтрак относил.
Вместе со свежевыжатым соком. В который успевал добавить «Гипностат».
– Я убиралась в Перламутровом салоне, как вдруг услышала крик… Приглушенный, женский. Сразу узнала голос хозяйки. Ведь ее апартаменты находились неподалеку. Я бросилась туда, благо что дверь к ней была открыта. Увидела, что шторы везде закрыты, горит приглушенный свет, и это хотя на дворе день был. Хозяйки нигде не было видно. Но потом до меня снова донесся крик, и я поняла, что она в ванной. Да, она была там…
Нина Егоровна смолкла, и доктор Чегодаев вскричал:
– Так что же вы там увидели? Юнгштедт истязал ее?
– Хозяйка была там одна… Бледная как смерть… И в каком-то странном состоянии… Как будто… Как будто она спала, что ли… И это несмотря на то, что она была на ногах…
Так и есть, все это воздействие «Гипностата»!
– Евгения Александровна стояла около умывальника и судорожно терла руки. Я подошла к ней и увидела, что… Что вода в умывальнике вся красная! И что руки у хозяйки все в крови! Там же лежит большой такой зазубренный нож, кажется охотничий… И он весь тоже в крови…
Доктор чувствовал, что от этого рассказа у него волосы начинают становиться дыбом. Марина, прижав ко рту руку, сидела и в ужасе смотрела на Нину Егоровну.
– А хозяйка, повернувшись, посмотрела на меня… точнее, не на меня, а словно сквозь меня… И произнесла: «Я ее не убивала, не убивала! Она уже была там, была…»
Воцарилось молчание. Наконец доктор Чегодаев спросил:
– И что было дальше?
– Я бросилась позвать помощь, но управляющий, узнав, что я побывала у Евгении Александровны, накричал на меня и сказал, что, если я не хочу, чтобы меня уволили, я не должна совать нос не в свои дела.
Она горестно улыбнулась и добавила:
– Что же, пришлось подчиниться и заняться уборкой. Но ни о какой работе я думать не могла. Меня ведь волновало то, что я увидела у нее в комнате. Эта кровь, этот ужасный нож. И ее слова о том, что она никого не убивала и что «она была там…».
Помолчав, она сказала:
– Но в апартаментах хозяйки никого не было. Она сама куда-то исчезла. Я заметила, что шкафы раскрыты, кто-то судорожно собирал вещи. В ванной я узрела наспех затертые следы крови. Ножа тоже не было, его кто-то унес. А потом…
Нина Егоровна вздохнула и сказала:
– Потом я услышала стоны и голоса. Подошла к двери, которая вела в одну из смежных комнат. Увидела, что там хозяин и несколько его людей. Странно, но ведь Герман Мстиславович уехал в Москву! Значит, приехал, да так, что мы этому свидетелями не стали. А на диване лежала хозяйка – бледная, с закрытыми глазами, но живая. Потому что грудь у нее медленно вздымалась.
Доктор Чегодаев так хотел бы оказаться в этот момент рядом с Евой и помочь ей!
– Хозяин говорил с кем-то по телефону. И сказал: «Да, Аркадий Ильич, ее привезут к вам. План придется менять на ходу, но ничего, справимся. С учетом произошедшего «Гипностат» уже не требуется…»
Аркадий Ильич! Его научный руководитель, профессор Васильев-Дельгадо, оказавшийся мерзавцем, пройдохой и преступником…
– Ну, потом я задела рукой одежду, которая скомканной валялась на полу, ударилась плечом о дверь, и она закрылась. Мне оставалось только быстро ретироваться, но меня поймали на лестнице. Я отрицала, что была в апартаментах хозяйки, мне, кажется, поверили. Может, и нет, но все были заняты другим. Во всяком случае, мне было велено убраться из особняка немедленно. Меня элементарно уволили!
Она возмущенно качнула головой:
– Но им было не до меня. Поэтому я сумела увидеть, как через оранжерею три человека что-то выносили… Точнее, кого-то! Кого-то, завернутого в одеяло! Я только увидела высовывавшуюся ногу. Это была Евгения Александровна! Через оранжерею они протащили ее дальше, к вертолетной площадке. А там уже ждал вертолет, который немедленно поднялся в небо…
Так они и увезли Еву! Это имело место три дня назад, то есть сразу после ее визита к нему. Видимо, произошла эскалация ситуации, и Юнгштедту пришлось принять срочные меры.
– А затем меня выставили за ворота особняка. Причем до этого я имела крайне неприятный разговор с управляющим, который сказал, что я ничего не получу и что если буду болтать, то у меня будут очень большие неприятности! Я все это время раздумывала, следует ли мне обратиться в полицию или нет. А потом позвонили вы…
Она с благодарностью взглянула на Марину Аристарховну.
Та сказала, что сейчас самое время пить чай. Доктор Чегодаев был иного мнения, его так и подмывало совершить что-то героическое. Ева была в руках Аркадия Ильича. Так надо отправиться к этому бородатому мерзавцу и вытрясти из него все, что тому известно…
Однако вместо этого пришлось пить чай с их гостьей. Наконец они распрощались. Едва дверь за ней захлопнулась, Дмитрий Иннокентьевич провозгласил:
– Теперь все понятно! Юнгштедт сущий дьявол! Нам надо спасти Еву, мы должны…
Марина Аристарховна, подняв вверх указательный палец, заявила:
– Мы не должны терять голову. Потому что скоропалительные решения никому не нужны. Они все только испортят. А вы ведь хотите помочь своей Еве, так ведь?