Дворяне прорвались к входной двери, и, пока один сдерживал натиск главаря шайки, отмахиваясь мечом от дубья, которым были вооружены разбойники, второй освободил выход, оттащив в сторону пару столов. Жиль мигом принял решение; оно напрашивалось само по себе.
— Уходим вместе с ними! — приказал он Гийо, оставив на столе несколько мелких монет — плату за вино и еду.
Жиль бросил короткий взгляд на Пройдоху и удивился. На лице Гийо была написана оторопь. Нет, это не был испуг (Гийо никогда не отличался излишней робостью), это было нечто иное. Гийо прикипел горящим взглядом к старшему из дворян, а его правая рука крепко сжимала рукоять кинжала. Казалось, еще миг, и он бросится на подмогу дворянам. «С какой стати?» — невольно подивился Жиль. Но долго размышлять было недосуг — обстановка не позволяла.
Отбив очередной выпад дубины, утыканной железными шипами, старший из дворян развернулся и последовал в открытую дверь за своим младшим товарищем. И в это мгновение Жиль краем глаза заметил, как незнакомец со змеиным взглядом выхватил нож и бросил его в спину дворянину. Жиль уже обнажил шпагу с намерением пробиваться к выходу, если понадобится. Да и Гийо приготовил свой шотландский дирк — кинжал длиной почти в локоть, переделанный из обломка меча. В ближнем бою дирк был очень опасным колющим оружием, а Гийо владел им в совершенстве.
Реакция Жиля была мгновенной. Недаром он провел много времени, играя в «серсо» со своими погодками, юными дворянами из соседних замков. Для того чтобы поймать на деревянную шпажку с силой брошенное кольцо, требовалась незаурядная ловкость вкупе с выносливостью и быстротой. А ведь в игре с девушками все это нужно было проделать еще и красиво, легко и непринужденно.
Шпага Жиля сверкнула молнией, и нож, летевший в незащищенную спину дворянина, изменил направление полета и воткнулся в потолок. Наверное, дворянин в последний миг все же почувствовал опасность и резко обернулся. Но увидел лишь блистательный фехтовальный батман, только Жиль ударил не по длинному мечу, а по летящему клинку небольших размеров, что и вовсе было потрясающе.
Дальнейшие события плохо сохранились в голове Жиля. Разъяренные разбойники набросились на неожиданных помощников своих предполагаемых жертв, но не тут-то было. Гийо ухитрился проткнуть одному из них руку своим кинжалом, а Жиль провел несколько очень быстрых финтов шпагой, заставив вожака шайки отскочить на безопасное расстояние. А затем они ринулись к выходу и присоединились на улице к дворянам, которые тащили длинную колоду.
— Помогите! — позвал их старший из дворян, и они общими усилиями привалили дверь бревном.
Едва это было сделано, как в дверь начали колотить чем-то тяжелым, но Жиль, у которого отлегло от сердца, лишь ухмыльнулся: она было массивной и прочной, ее сделали на совесть — из дуба, оковав металлом.
— Вам нужно убираться отсюда, господа, — сказал дворянин в годах. — Предлагаю сделать это вместе.
— Нет возражений, — ответил Жиль. — Гийо! Забери наши вещи, а я пока оседлаю коней. Да поторопись!
Спустя несколько минут четверо всадников уже удалялись от таверны, в которой стоял такой гвалт, что было слышно на большом расстоянии. Они выехали на шлях, и старший из дворян представился Жилю, в котором угадал себе ровню по происхождению:
— Пьер д'Амбуаз, мсье, к вашим услугам.
— Раймон де ла Герр, — изобразив легкий поклон, присоединился к нему и второй дворянин.
— Жильбер де Вержи, — церемонно ответил Жиль.
Гийо скромно отмолчался. Он старался держаться в тени (как и подобает слуге-простолюдину) и, низко склонив голову, смотрел на дворян исподлобья.
— Благодарю вас за помощь, — сказал Пьер д'Амбуаз. — Вы спасли мне жизнь, и я не забуду этого. Я ваш должник, мсье.
— А, пустяки! — отмахнулся Жиль. — На моем месте, я в этом уверен, вы поступили бы точно так же.
— Истинно так… — Жилю показалось, что в голосе Пьера д'Амбуаза послышалось сомнение. — Вы куда направляетесь?
— В Париж.
— Нам по дороге. Однако… — тут Пьер д'Амбуаз умолк и критическим взглядом окинул лошадей, на которых ехали Жиль и Гийо. — Однако мы сильно торопимся, и, боюсь, вам за нами не угнаться.
«Еще бы!» — подумал Жиль. Кони у двух дворян были первостатейными — андалузской породы. Мощные и быстрые, они не знали усталости. Андалузцы были не хуже чистокровных арабских скакунов.
— Ничего, нам не к спеху, — ответил Жиль. — Рад был нашему знакомству, мессиры.
— Взаимно, — в один голос ответили Пьер д'Амбуаз и Раймон де ла Герр.
Они дружески распрощались, и новые знакомые Жиля подняли своих жеребцов в галоп. Вскоре о них напоминала только пыль, висевшая над дорогой, освещенной полной луной. Да и та вскоре рассеялась. Жиль и Гийо молча ехали под лунным сиянием в полном одиночестве, думая каждый о своем. У юного дворянина не выходил из головы странный человек со змеиным взглядом, который явно был на стороне разбойников. А Гийо время от времени тяжело вздыхал, вспоминая, что ему пришлось оставить на столе почти полную бутылку бордоского. За которую, между прочим, было уплачено!
Плыть по Днепру было одно удовольствие. Желтые песчаные отмели среди зелени берегов были словно золотые россыпи, так ярко и чисто сверкали они под солнечными лучами. Вербы, нагнувшиеся до самой воды, казались пахолками, которые низко кланялись проезжающему мимо важному пану. На правом берегу высились лесистые холмы, верхушки которых словно срезаны саблей, а пологий левый берег возле самой воды порос преимущественно ольхой. Вода все еще стоит высокая, с самой весны, и если продраться через заросли ольхи, то взору открывается целое озеро, огороженное тыном из высоченных деревьев. Таких заводей по Днепру много, они служили хорошим местом для ночного привала.
Первым делом выставлялась стража, а затем приступали к делу кашевары. Каша, конечно, главная еда в любом походе или путешествии, и все же рыба, зажаренная на костре, гораздо вкуснее и питательнее. Поэтому Андрейко, хорошо усвоивший уроки знатного рыбака деда Кузьмы, устанавливал сеть вдоль камышей, а затем начинал шуметь, шлепая палкой по воде. И спустя небольшое время он получал за свои труды достойное вознаграждение: в сети, словно живое серебро, прыгала крупная плотва, а вместе с нею щелкали зубами и крупные щуки. Однажды удалось поймать даже сома. Вот шуму-то было! Народ хвалил подростка, а он лишь щурился от удовольствия, как кот на завалинке: эх, хорошо!
Весь путь до днепровских порогов показался Андрейке сплошным праздником. Никто его не гонял, не заставлял работать с раннего утра до ночи, не помыкал и не высказывал своего превосходства. Даже Ивашко не капризничал, по своему обыкновению, очарованный дикой природой, проплывавшей мимо байдаков. Днепр до самых порогов отнюдь не был безлюдным. И вниз, и вверх по реке сновали купеческие байдаки и струги, боевые лодьи, лодки-однодеревки, и даже плоты. Река была самой безопасной дорогой, и многие народы, как южные, так и северные, пользовались Днепром ко всеобщему благу и процветанию.