На мостовой валялось трое; все они были ранеными, один из них — тяжело. Тем не менее поверженные грабители не скулили от боли и не просили пощады, а ругались, упоминая всех святых. Представители парижского «дна» не очень надеялись на милость высших сил, поэтому их отношение к вере было весьма прагматичным. Если им сопутствовала удача в разбойных делах, они шли в церковь и ставили свечи, а ежели случался облом, то всю вину за это воры и грабители возлагали на святых и ангела-хранителя, считая их бездельниками. Правда, до откровенного богохульства дело не доходило. За это могли и свои состряпать донос кому следует. А «знакомиться» с инквизицией ни у кого желания не возникало.
— Ходу! — вскричал Гийо, который достал свой нож, но так им и не воспользовался — он боялся выронить сверток с едой и вином, презент от Берто Лотарингца. — Сюда! За мной!
Перспектива встречи с ночной стражей ему совсем не улыбалась (собственно, как и Жилю с Вийоном). Немало в свое время поживший в Париже, Гийо знал, что надеяться на правосудие — самая большая глупость, которая только может взбрести в голову. На улицах столицы Франции царил один закон: чем быстрее ты уберешься с места, где произошла заварушка, тем дольше проживешь. Даже самые большие ревнители дворянской чести предпочитали как можно скорее покинуть место дуэли во избежание судебной тягомотины.
Жиль последовал за Гийо без раздумий. Он уже убедился, что Пройдоха знает Париж достаточно хорошо, хотя первое время и немного путался. Они свернули в узкий переулок и вскоре оказались на улице Ла-Юшетт, служившей началом улицы Сен-Жак. Там Жиль и распрощался с Франсуа Вийоном, договорившись о следующей встрече.
Торговое судно Доменико Монтальдо носило название «Лаура». Как похвалился разговорчивый капитан, он назвал его в честь своей жены. Оно относится к классу каботажных судов, и капитан Монтальдо предпочитал плыть вблизи берега, который нередко скрывала туманная дымка. Это обстоятельство вызывало беспокойство у штурмана, так как терялись ориентиры и приходилось постоянно измерять глубину с помощью лота, чтобы не сесть на камни, коими прибрежные воды Черного моря изобиловали.
Андрейке еще не доводилось видеть такие большие и красивые суда, поэтому он исследовал «Лауру» от носа до кормы с тщательностью кота, который впервые попал в незнакомый для него дом. Боевая башня для арбалетчиков и помост, возвышавшийся над палубой, были открытыми и ограждались резным фальшбортом. На носу тоже находился небольшой помост с перилами. Его предназначение для Андрейки было непонятно, и он решил это выяснить при первой же возможности.
Через прорези на корме была вставлена пара массивных рулевых весел, с которыми управлялись два крепких матроса, а на грузовом люке стояла небольшая разъездная шлюпка. Мачта имела «воронье гнездо» в виде бочки — наблюдательный пост на самой ее верхушке — и несла косой латинский парус, который позволял лавировать при боковом ветре. На парусе был нарисован большой красный крест и что-то написано черной краской. Но непогода размыла надпись, и она еле просматривалась, поэтому Андрейко так и не смог ее прочесть, хотя латынь разумел.
По бокам кормовой надстройки находились решетчатые короба для провианта, чтобы продукты хорошо проветривались и не портились. Там хранился и генуэзский сыр, который очень понравился Андрейке. Он был сладковатый и немного заплесневелый, но капитан и матросы трескали его за милую душу.
Более-менее сносная каюта была только у синьора Монтальдо. Что касается штурмана, второго человека на судне, то он обретался в тесной каморке. Андрейке и Ивашке пришлось ютиться на палубе вместе с командой и арбалетчиками, что их несколько стесняло. Но если с матросами они быстро нашли общий язык, то суровые арбалетчики смотрели на пассажиров свысока и не снисходили до разговоров, отделываясь малозначащими фразами, да и те цедили сквозь зубы.
Видимо, арбалетчики считали себя высшей кастой. Они были наемными, поэтому капитан обращался к ним вежливо и с подчеркнутой официальностью, никогда не повышая на них голоса, в отличие от своих матросов. Члены команды судна называли своего начальника «патроном» и исполняли его приказы с завидной сноровкой. Каждый арбалетчик и матрос имел пластинчатый панцирь — бригантину и шлем. На судне имелись длинные копья, запасные арбалетные болты, щиты и дротики. Судя по всему, все генуэзцы — от стрелка-здоровяка до щуплого и худосочного впередсмотрящего, который постоянно торчал в «вороньем гнезде», — хорошо умели обращаться с оружием. Почему так, Ивашко и Андрейко вскоре узнали от самого Доменико Монтальдо. Он нашел в их лице благодарных слушателей и с утра до вечера заливался соловьем, рассказывая разные морские истории.
— …Плавание в Черном море — чистая благодать, — капитан отхлебнул вина из кубка и поморщился: — Экую дрянь делают в Солдайе! Кислятина. То ли дело генуэзские вина. М-да… Так о чем это я? Ах да, вспомнил. В Средиземном море неподалеку от Туниса есть остров Джерба. Там построили крепость берберийские пираты. Их суда приходят на Джербу в основном на зимовку. Остров прекрасно защищен рифами, мелями, а изменчивые ветры и неожиданные отливы, с которыми пираты хорошо знакомы, сделали остров неприступной крепостью. Коренные жители острова занимаются контрабандой и производят великолепные шерстяные ткани. Власти Джербы относятся к пиратам весьма дружелюбно, поскольку они платят таможенные сборы и пошлины и одаривают правителей острова дорогими подарками. А еще берберийцы ведут с островитянами выгодную торговлю, продавая награбленные морским разбоем товары за бесценок. Эй, Паоло! — позвал он юнгу — шустрого, как белка, черноглазого кудрявого мальчика, для которого забраться в «воронье гнездо», чтобы передать обед впередсмотрящему, было сущей забавой. — Принеси из моей каюты баклагу с вином! А то от этой дряни у меня изжога.
Он выплеснул остатки вина за борт, а Ивашко и Андрейко свое вино допили. Оно не казалось им дрянным; наоборот, хорошо утоляло жажду, ведь день выдался жарким, а над их головами не было даже тента. Капитан «Лауры» и его пассажиры сидели на помосте, который возвышался над верхней палубой судна. Англичане называли его форкастель, или бак.
Вскоре Паоло принес баклагу, наполнил кубки густым красным вином, и Андрейко убедился, что оно и впрямь не чета крымскому. У генуэзского вина и аромат был другой, а уж вкус и вовсе оказался божественным.
— Бывал я там… по торговым делам, — продолжал свое повествование Доменико Монтальдо. — Торговля с Джербой очень выгодна, но чертовски опасна. Возле острова часто дуют штормовые ветры, да и пираты шалят. Правда, тех, кто постоянно торгует с Джербой, — это в основном александрийские, турецкие и тунисские купцы — согласно договоренности с султаном (его зовут Осман), они не трогают. На острове разбиты обширные плантации финиковых пальм, есть виноградники, оливковые рощи и сады с другими плодовыми деревьями. Земли там плохие, поэтому жители Джербы лишь с большими трудами получают скудный урожай ячменя. По этой причине здесь возникает постоянная нехватка зерна. Кроме того, на острове выращивают сорго, чечевицу, бобы, нут и разные овощи. Я привозил на Джербу крымскую пшеницу, и она уходила нарасхват, хотя цена на нее была совсем небожеской. Дорого там и мясо. Кроме пиратской крепости на острове есть хорошо укрепленный замок, построенный на берегу моря, где живет синьор, правитель Джербы, и его семья. Рядом с замком находится большое поселение, где обычно размещаются иностранные купцы: мавры, турки и христиане. Раз в неделю в поселении бывает базар. Он похож на ярмарку, потому что там собираются все жители острова. Также туда приходят сарацины с материка, приводя свой скот и привозя в большом количестве шерсть…