Гортензия протянула ей флакончик. Елена подвела губы, смотрясь в большую серебряную ложку.
– Я не могла больше ждать. Мне показалось, что я нашла решение. Ну вы же помните, как это меня мучило? Идея вертелась в голове, но не давалась, и я сходила с ума….
– Ты собой гордишься? – спросила Елена.
– Это как раз вы мне и скажете…
Елена один за другим стала рассматривать наброски. Она вглядывалась в рисунок, то отдаляя его от глаз, то приближая совсем близко. Видимо, она узнала узорчатую ткань своего корсета, так как быстро подняла бровь и ткнула пальцем в одну из моделей.
– А откуда ты взяла такое переплетение?
– Из вашей ванной. Вчера вечером.
– Ты заходила ко мне вчера вечером?
Гортензия покраснела. Видение распростертого тела Елены на массажном столе, ее жадных губ, молящих Грансира, вновь пролетело перед глазами. Она испугалась, что Елена угадает причину ее замешательства.
– Да. Мими передала вам травы. И небольшой флакончик с тенями. Я зашла в ванную. Поставила все на полку.
– А как ты вошла? Генри вчера не было.
– У меня же есть ключи!
– Ах, ну да… Я должна доверять тебе, раз у тебя мои ключи, ведь так?
Взгляд Елены стал строгим. Она говорила медленно, не сводя с Гортензии глаз. К подбородку приклеилась крошка печенья.
– Скажи мне, я права, что доверяю тебе?
Гортензия вспомнила об угрозе Елены: «Никогда не следует лгать мне. Я делаюсь страшна во гневе, если узнаю, что мне лгали».
– Ну да. Я положила травы и флакончик теней в шкаф. А потом увидела корсет, который сушился на батарее возле умывальника, и меня сразу привлекла материя, из которой он сделан.
Елена заглянула Гортензии в глаза, пытаясь проникнуть в самую их глубину, понять, говорит ли она правду. Гортензия выдержала ее взгляд. Ей показалось, что эта короткая дуэль длилась целую вечность.
– Я взяла корсет, рассмотрела его во всех подробностях, и у меня словно искра загорелась в голове. Я натолкнулась на идею, которую пыталась найти долгие месяцы! Потом рисовала всю ночь.
Елена молча ощупывала ее цепким взглядом своих прекрасных черных глаз. Гортензия нервно задергала ногой, ей было не по себе.
– Ну так как вам мои наброски?
Елена снова взялась за рисунки, переводя взгляд с одного на другой. Отложила их и сказала:
– Я полагаю, у тебя получилось. Ты нашла свое место.
– Это что означает?
– Сядь и послушай.
– Не хочу садиться, не хочу слушать, хочу знать.
– Сядь, сядь.
Елена похлопала рукой по розовому мольтоновому покрывалу, во взгляде ее читался приказ. Гортензия вздохнула и подчинилась.
– А теперь не прерывай меня.
– Ладно. Но говорите тогда быстрее.
– Слушай меня.
– Ох нет! – простонала Гортензия. – Опять монолог!
– Это важный момент. И поскольку твоя мать здесь не присутствует, я должна заменить ее…
– Да не нужна мне мать, Елена! У меня и так проблемы с моей собственной мамой, а тут еще вторая…
Елена хлопнула в ладоши, чтобы заставить ее замолчать, и продолжала:
– Каждый из нас живет на земле, чтобы сделать ОДНУ вещь. Ту вещь, которая ему идеально подходит. Найти эту вещь – вот настоящая цель жизни, потому что это значит – найти в ней свое место. Все остальное, ты хорошо слышишь меня, Гортензия, все остальное – бессмысленно. Почему? Да потому что, когда ты найдешь свое место, у тебя останется только одно стремление – занять его. Тебе будет наплевать, что думают другие. Ты никогда уже не будешь ни злой, ни завистливой, ни недоброжелательной. Ты будешь просто существовать, и этого будет тебе вполне достаточно. Это будет наполнять твою жизнь смыслом. Жанна д’Арк нашла свое место, Жорж Санд нашла свое место, Коко Шанель нашла свое место, Эйнштейн нашел свое место…
– Ну а дальше-то что? – взвилась Гортензия. – Плевать мне на смысл жизни и кто где какое место занимает. Я просто хочу знать, понравились ли вам мои рисунки.
– Ну как хочешь. Тогда я прямо перейду к делу…
Елена улыбнулась, сложила руки под подбородком.
– Это ярко, элегантно, смело. Тебя ждет большой успех.
Гортензия взвизгнула, вскочила, подняла к небу два сжатых кулака и завопила: «Yes! I did it!» [19] .
– Ты нашла свое место, но знай, что тебя ждут преграды и ловушки!
– Я знаю, конечно, – отвечала Гортензия, которая знать не хотела ни о каких преградах и ловушках.
– Ты можешь далеко пойти. Очень далеко. Я вижу в набросках чистую, четкую линию, ты изобрела свой собственный стиль.
– Точно-точно? Вы потом не откажетесь от своих слов?
– Нет.
Гортензия опять завопила от радости. Грейс просунула голову в дверь и поинтересовалась, все ли в порядке. Елена успокоила ее.
– Очень хитро ты придумала. Создала эдакое завуалированное секси. Вот, например, здесь…
Она показала платье с узким разрезом, которое мягко подчеркивало линию спины и открывало участок кожи.
– На вешалке оно выглядит скромным, а на женщине оказывается смелым.
– То есть вы поняли самое главное, ведь так? Все зависит от ткани.
– Да, я же узнала свой корсет.
– Обязательно нужно найти производителя.
– Он, наверное, уже умер. Он был еще старше меня.
– Ну, может быть, он передал свое мастерство сыну или внуку…
– Я купила его после войны в маленьком бутике женского белья в Марэ, это было небольшое семейное предприятие. Я погладила его рукой, и рука словно почувствовала дыхание. Ткань была просто поразительная. А когда я его померила, о боже, я стала другой женщиной! Я превратилась в стройную лиану, не могла оторваться от зеркала, все любовалась своим отражением. Я не только стала тоньше, стройнее, изящнее, я словно обрела стать царицы. А поскольку ты знаешь, что я сама и вся моя семья, мы из России…
Гортензия кивнула и мысленно взмолилась, чтобы Елене не пришло в голову расписывать ей все свое генеалогическое древо.
– Я вернулась в бутик и скупила все модели, которые остались. И каждый год я возвращалась и забирала все. Они уже знали меня и, когда видели, что я захожу в магазин, доставали из-под прилавка пакет, я платила за него и уходила. Они разрабатывали все более утонченные модели с чулками, с бюстгальтером. Но мне не пришло в голову, что можно делать такую одежду. Это воистину блестящая идея! И особенно хороша мысль совместить плотную материю корсета с другими, более легкими тканями.