Ленчик доел кусок хлеба, положил вилку на стол, на чашку с чаем даже не взглянул и произнес:
– Теперь я сыт. Спасибо.
Лена поднялась, стала собирать со стола тарелки, но Ася отстранила ее и кивнула в направлении комнаты. Зворыкина вернулась к шкафам. Уложила вещи, взяла ноутбук, села на диван. Слушала, как на кухне из крана льется вода, как подруга Валерия Ивановича моет посуду… Представила несчастного Ленчика и пошла к нему.
Парень сидел перед столом в той же позе, в какой находился, когда она его оставила.
– Дома тебя кто-нибудь ждет? – спросила Лена.
Друг Риты кивнул и спокойно произнес:
– Только мама, но она сейчас умерла.
Ася перестала мыть посуду и напряглась.
– Когда? – очень тихо спросила Зворыкина.
– Недавно, несколько месяцев назад. Может быть, еще в прошлом году, когда зима была. А потом пришли люди и сказали, что наша квартира принадлежит им. Они документы показали, и я ушел.
– Где же ты жил?
– Меня взяли в поликлинику, чтобы я одежду выдавал. Там и жил в гардеробе. А потом, когда про Риту узнал, сюда приехал.
– Спать хочешь? – спросила Лена.
– Хочу, – признался Ленчик.
– Тогда мы сейчас уйдем, а ты ложись спать. Из дома никуда не выходи, мы будем приезжать и привозить тебе еду.
Она поднялась, вышла в коридор и вернулась со своей сумочкой, достала из кошелька пятитысячную и несколько пятисоток – все, что при ней было.
– Вот, возьми, если что-то потребуется, купи себе.
Парень кивнул:
– Спасибо, а то я у своего друга одну нужную вещь приобрел, а деньги обещал потом отдать. Не люблю в должниках ходить.
Когда уже сели в машину, Зворыкина сказала Асе, что надеется после того, как все закончится, помочь Лёне, который сейчас в первую очередь нуждается даже не в лечении, а в обычном общении, ведь слово имеет и целебную силу.
Она посмотрела за окно и вдруг вспомнила чьи-то стихи:
Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести…
– Если бы слово убивало, я бы давно уже кое-кого отправила на тот свет, – очень тихо отозвалась Ася.
Дома их встретил радостный Николай, который сообщил, что послал сыну эсэмэску, и тот очень скоро отзвонился, и они долго разговаривали. Лена сказала, что наверняка для звонка Петька залезал на верхушку какой-нибудь сосны. Муж, узнав это, только рассмеялся. Лена улыбнулась, но вдруг вспомнила о Кадилове, которого уже нет, Риту, и ей опять стало не по себе.
Вскоре появился Валерий Иванович, который рассказал, что по факту убийства Максима Максимовича возбуждено уголовное дело, но у следователей только одна рабочая версия: известного психиатра убили с целью завладения его дорогим автомобилем и деньгами, которые при нем наверняка были. В кармане пиджака Кадилова обнаружен чек универсама, где он покупал какие-то продукты. Следствием уже получены записи видеонаблюдения. Момент нападения виден, но ничего разобрать нельзя. Зато отчетливо видно, как отъезжают два автомобиля. Дорогой «Мерседес» профессора и следом – старая «шестерка», в которой впоследствии было обнаружено тело. Машину Кадилова, вероятно, уже перегнали из города или вывезли внутри опечатанной грузовой фуры туда, где можно будет оформить на автомобиль новые документы и продать его за полцены. Другую версию выдвигать нет оснований, потому что все, кто знал Кадилова, повторяют почти слово в слово: врагов у Максима Максимовича не было, он умел ладить со всеми, в бизнесе никому не переходил дорогу, потому что конкурентов у него не имелось. Близких друзей тоже не имелось, зато были поклонники и почитатели.
– Его не любил Володя Пышкин, и Кадилов относился к нему ровно так же, – вспомнила Лена.
– А причина вам известна? – полюбопытствовал Валерий Иванович.
– Настоящую причину не знаю, но оба предлагали мне помощь… то есть помощь Николаю, но в обмен намекали на мою особую благодарность…
– Во как! – удивился Коля. – Впрочем, от Пышкина можно было чего-то такого ожидать, а Кадилова я не знал, но фрукт он еще тот… Вернее, с Пышкиным одного поля ягода.
Он выглядел расстроенным, потому что эта новость была для него неожиданностью.
– Я отказалась от помощи и того, и другого. Может быть, даже излишне резко, не нагрубила, но оба обиделись.
– Кто-нибудь, намеком или как-то иначе, говорил о том, что вам надо развестись, предлагали брак или просто интимную связь?
– Да они сами, видимо, не понимали, чего хотели. Намекали на брак, говорили, что я единственная, кто их достоин.
– Пышкин достоен только Топтуновой, – напомнил Коля.
Валерий Иванович промолчал, а потом и вовсе махнул рукой:
– Ладно, убивать Кадилова депутату не за что. Скорее всего, это сделали неизвестные отморозки из-за престижного автомобиля, на который у них, вероятно, был заказчик. Но нас это не должно волновать, то есть, конечно, мы переживаем по поводу трагической гибели известного ученого, однако нас больше всего интересует, как сделать так, чтобы с Николая сняли обвинения в вымогательстве.
– А мне казалось, что у вас есть какой-то план, – сказала Лена.
– Есть, и пока этот план работает. Я встречался с Белкановым, попытался решить вопрос с ним. Он, хоть и вел себя нагло, сделал почти все, о чем я просил. Но мне после разговора с ним почему-то показалось, что он кого-то боится. Не меня, разумеется, а того, кто сильнее и наглее его самого. Следствие не закончено, и до его окончания Белканова просили никуда не уезжать. Он сидит в своем загородном доме, практически не выбираясь и окруженный охраной. Он, естественно, и прежде беспокоился о своей безопасности, но тем не менее активно посещал рестораны и клубы, соревнования по единоборствам и рукопашному бою, у него была почти официальная любовница – молодая актриса, – у которой он частенько засиживался до утра. А теперь превратился в домоседа.
Артур Мусаевич спустился по мраморным ступеням на первый этаж. В доме было тихо. Белканов прошел через холл, но, перед тем как выйти в вестибюль, остановился: ему вдруг показалось, что он оставил наверху что-то очень важное. Он обернулся и обвел взором пространство вокруг себя: из черного мрамора пола вдоль стен вырастали невысокие шкафчики и горки с посудой. Вся мебель была китайская, покрытая черным лаком с нарисованными сценами из китайской жизни. Императоры ласкали наложниц, войска бились с врагами, крестьяне сажали пучки трав, может быть риса, в залитые водой поля. На высоких белых стенах висели шелковые полотнища с драконами и горными пейзажами. Вся эта китайщина немного бесила, но модный дизайнер, придумавший проект интерьера, сказал, что в Европе и Штатах подобное украшение дома – самая модная тенденция. Так или нет, спорить с ним никто не стал. Но теперь Артур Мусаевич немного сомневался: вряд ли кто за границей сможет позволить себе оформить холл за миллион долларов. Радовала только огромная люстра, спускавшаяся из-под крыши дома. Люстра была увешана подвесками белого и зеленого хрусталя. Вечером на нее падали лучи заходящего солнца, переливаясь, отраженный и преломленный в хрустальных гранях свет изменял помещение, теперь оно казалось не таким черно-белым.