Стараясь не обращать внимания, как Лэндон качает головой и улыбается, я иду на кухню. Кастрюлька с нетронутым водочным соусом по-прежнему на плите, а открыв духовку, я обнаруживаю противень с куриными грудками.
Даже не помню, как выключила плиту и духовку, но прошлой ночью мне было совершенно не до этого. Голова отказывалась думать о чем бы то ни было, кроме Хардина и того, как сливались наши губы после долгих месяцев воздержания. Я вся горю от этих воспоминаний, он так нежно касался меня, словно поклоняясь моему телу.
– Хорошо, что я тут все выключил, правда? – Хардин заходит на кухню в одних спортивных штанах, низко сидящих на бедрах. Его новые татуировки подчеркивают пресс, и я невольно опускаю взгляд к низу его мускулистого живота.
– М-м-м, да.
Я откашливаюсь и пытаюсь сообразить, почему так взбесились гормоны. Меня накрывает так же, как при нашей первой встрече, и это не может не беспокоить. Всегда есть опасность скатиться обратно в разрушительные отношения, имя которым Хесса, поэтому нельзя терять остатки разума.
– С какого часа ты сегодня работаешь? – Хардин прислоняется к кухонной стойке напротив меня и наблюдает за тем, как я начинаю наводить порядок.
– С двенадцати. – Я выливаю соус в раковину. – У меня только одна смена. Буду дома около пяти.
– Тогда мы идем на ужин.
Улыбнувшись, он скрещивает руки на груди. Склонив голову набок, я приподнимаю бровь и включаю измельчитель мусора.
– Думаешь, как бы засунуть туда мою руку, верно? – указывает Хардин на гремящий измельчитель. Его смех такой мягкий и завораживающий, что у меня начинает кружиться голова.
– Может быть, – улыбаюсь я. – Поэтому тебе стоит сказать то же самое, но в виде вопроса.
– Узнаю свою любимую дерзкую Терезу, – поддразнивает он, водя руками по стойке.
– Тереза? Опять? – Я пытаюсь нахмуриться, но не могу сдержать улыбки.
– Да, опять. – Он кивает и делает то, что ему совсем не свойственно – достает из-под раковины маленькое мусорное ведро и начинает помогать убирать со стола.
– Так что, не окажешь ли ты мне честь и не уделишь ли несколько часов своего драгоценного времени, чтобы поужинать со мной сегодня вечером в каком-нибудь приличном заведении?
От его игривого сарказма мне становится смешно. Лэндон заходит на кухню и молча смотрит на нас, прислонившись к стойке.
– С тобой все нормально? – спрашиваю я.
Лэндон бросает недоуменный взгляд на занятого уборкой человека, вселившегося в тело Хардина, и поворачивается ко мне, явно сбитый с толку.
– Да, просто не выспался. – Он трет кулаками глаза.
– Представляю себе, – многозначительно двигает бровями Хардин, и Лэндон толкает его в плечо.
Я не могу отвести глаз от этого зрелища, – будто попала в параллельную вселенную, в которой Лэндон хлопает Хардина по плечу, а смеющийся Хардин называет его придурком, но не злится и не угрожает.
И мне эта вселенная нравится. Хотелось бы остаться в ней подольше.
– Все совсем не так. Заткнись. – Лэндон насыпает в кофеварку молотый кофе, достает из шкафа три чашки и ставит на стойку.
– Конечно-конечно, – закатывает глаза Хардин.
Лэндон передразнивает его, имитируя британский акцент.
Я слушаю, как они подтрунивают друг над другом и шутливо толкаются, пока я достаю коробку хлопьев с верхней полки. Стоя на цыпочках, я чувствую, как Хардин подтягивает мои шорты вверх, пряча голую кожу.
Мне отчасти хочется задрать их еще выше или вообще снять, чтобы посмотреть на выражение его лица, но, помня о присутствии Лэндона, я отказываюсь от этой мысли.
Позабавленная поведением Хардина, я, закатив глаза, открываю пакет хлопьев.
– Как насчет хлопьев в глазури? – спрашивает Хардин.
– В шкафу, – отвечает Лэндон.
У меня в голове всплывает картина: Хардин с отцом пререкаются из-за того, что отец съел все его хлопья. Я улыбаюсь и отгоняю эту картину прочь. Воспоминания об отце больше не отзываются болью в груди. Я научилась радоваться, думая о его шутках, и восхищаться его оптимизмом, хоть мы и были знакомы совсем недолго.
Я отправляюсь в ванную, чтобы принять душ перед работой. Лэндон рассказывает Хардину, как его нового любимого хоккеиста переманила к себе другая команда. Удивительно, но Хардин остается на кухне с Лэндоном вместо того, чтобы последовать за мной.
Спустя час я одета и готова отправиться пешком в ресторан. Когда я захожу в гостиную, Хардин сидит на диване и натягивает ботинки.
– Готова? – поднимает он голову и улыбается.
– К чему? – Я беру со стула фартук и кладу телефон в передний карман.
– К прогулке до работы, к чему же еще? – говорит он, словно ответ очевиден.
Мне нравится, как он себя ведет, поэтому я киваю и с идиотской улыбкой следую за ним к входной двери.
Немного странно гулять вместе с Хардином по нью-йоркским улицам. Он смотрится здесь очень органично, но в то же время такое ощущение, что его голос звучит на всю улицу, а выразительная мимика расцвечивает красками серую действительность.
– Вот что мне не нравится в этом городе, – взмахивает он рукой. Я жду пояснений, и он добавляет: – Солнца нет.
Хардин громко топает ботинками по тротуару, и мне очень нравится этот звук. Мне его не хватало. Это лишь одна из тех мелочей, которые, как выяснилось только после нашего расставания, мне безумно нравились. Я бродила в одиночестве по шумным улицам этого города и скучала по тому, как Хардин вечно грохотал своими ботинками.
– В Вашингтоне всегда дождливо, как же тебе может не хватать солнца в Нью-Йорке? – спрашиваю я.
Он смеется и меняет тему, спрашивая у меня всякую ерунду про работу официантов. Остаток прогулки проходит просто прекрасно: Хардин задает вопрос за вопросом о моей жизни за последние пять месяцев, а я рассказываю про мать, Дэвида и его дочку. Вспоминаю о том, что Ной попал в футбольную команду в своем колледже в Калифорнии и что мать и Дэвид взяли меня с собой на отдых в тот же пригород, куда мы ездили с семьей Хардина.
Я рассказываю ему, как провела первые две ночи в городе, не в состоянии заснуть из-за уличного шума, а на третью вылезла из постели и пошла гулять вокруг дома – так и познакомилась с Джо. Рассказываю, что этот добрый бродяга чем-то напоминает мне отца, и мне нравится, что, подкармливая его, я в какой-то мере делаю то, чего не смогла сделать для родного мне человека.
После этого откровения Хардин берет меня за руку, и я не отстраняюсь.
Я рассказываю, что очень переживала из-за переезда и что очень рада, что он нас навестил. Он предпочитает не напоминать о том, как дразнил меня и отказывал в сексе, пока я не уснула в его объятиях. Не говорит, что предложил мне руку и сердце, и меня это вполне устраивает. Я все еще никак не могу решить, что думаю по этому поводу, хотя и с теми чувствами, которые я к нему испытываю с тех пор, как он ворвался в мою жизнь год назад, тоже пока не определилась.