Кто-то подсаживается ко мне, на время прерывая мое самобичевание.
– Чуть не опоздали… Хардин, почему ты сидишь здесь? – спрашивает Лэндон.
Мой отец… Кен садится рядом с ним, а Карен идет в переднюю часть маленькой церкви к Тессе.
– Вы тоже можете сесть там. Первый ряд для тех, кого может вытерпеть Тесса, – жалуюсь я, оглядывая людей, рядом с которыми, начиная с Кэрол и заканчивая Ноем, не в состоянии находиться.
Это касается и Тессы. Я люблю ее, но не могу приблизиться, пока ее утешает Зед. Он не знает ее так хорошо, как я, и не заслуживает того, чтобы сидеть сейчас рядом.
– Перестань. Она прекрасно тебя «вытерпит», – говорит Лэндон. – Не забывай, это похороны ее отца.
Я ловлю взгляд отца – черт! – Кена. Он пристально смотрит на меня.
Он даже не мой отец. Я это знаю. Знаю уже целую неделю, но, когда он сидит рядом, я будто осознаю все заново. Нужно рассказать ему прямо сейчас, подтвердить его давние подозрения, открыть правду о маме и Вэнсе. Нужно рассказать ему все прямо здесь и прямо сейчас, пусть он почувствует такое же разочарование. Был ли я разочарован? Не знаю, но я точно был зол. Я до сих пор зол, но дальше этого дело не пойдет.
– Как ты, сынок? – Его рука тянется через Лэндона к моему плечу.
«Скажи ему. Нужно рассказать».
– Нормально, – пожимаю я плечами, удивляясь, почему язык не подчиняется разуму и не может просто произнести вслух нужные слова. Как я всегда говорю, страдания любят компанию, а мне сейчас слишком тяжело.
– Мне жаль, что так произошло. Нужно было звонить в клинику чаще. Клянусь, Хардин, я его проверял и понятия не имел, что он покинул клинику, пока не стало слишком поздно. Мне ужасно жаль. – Огорчение в глазах Кена заставляет отказаться от мысли пригласить его на мой праздник жалости. – Прости, что всегда тебя подвожу.
Мы встречаемся взглядом, и я, кивнув, решаю, что ему не нужно ничего знать. Не сейчас.
– Ты ни в чем не виноват, – тихо говорю я.
Я чувствую, как на меня, издалека привлекая внимание, смотрит Тесса. Ее голова повернута в мою сторону, рука Зеда больше не обнимает за плечи. Она смотрит на меня так же пристально, как смотрел я, и мне приходится изо всей силы схватиться за деревянную скамью, чтобы не броситься к ней через всю церковь.
– В любом случае мне очень жаль, – говорит Кен и убирает ладонь с моего плеча. Его карие глаза блестят от слез, как и глаза Лэндона.
– Все в порядке, – бормочу я, не отрываясь от устремленных на меня серых глаз.
– Просто подойди к ней, ты ей нужен, – мягко предлагает Лэндон.
Я не слушаю его и жду от нее какого-нибудь знака, любой незначительной подсказки, что я ей действительно нужен. И я окажусь рядом через считаные секунды.
На возвышение поднимается пастор, и она отворачивается, ни словом, ни жестом не подозвав к себе и так и не показав, что вообще меня видела.
Но прежде чем я снова начинаю жалеть себя, Карен улыбается Зеду, и он отодвигается, чтобы уступить место рядом с Тессой.
Я натянуто улыбаюсь очередному безликому незнакомцу и перехожу к следующему, благодаря каждого за то, что пришли. Похороны закончились быстро, в этой церкви явно не слишком благоволят к наркоманам. Несколько скупых слов и неискренних молитв – вот и все.
Осталась всего пара человек, а значит, всего пара фальшивых благодарностей и притворных проявлений эмоций в ответ на соболезнования. Если я еще раз услышу, каким прекрасным человеком был мой отец, наверное, закричу. Закричу посреди церкви, прямо перед друзьями матери, которые так любят покритиковать других. Многие из них никогда не встречались с Ричардом Янгом. Почему они здесь и что мать наговорила им об отце, если они все его восхваляют?
Не то чтобы я считаю отца плохим человеком. Я знала его недостаточно хорошо, чтобы составить верное представление о его характере. Но факты таковы, что он оставил меня и мать, когда я была ребенком, и случайно вернулся в мою жизнь всего лишь несколько месяцев назад. Если бы я не пошла с Хардином в тот салон татуировок, шансы на встречу с отцом равнялись бы нулю.
Он не хотел, чтобы я была частью его жизни. Не хотел быть ни мужем, ни отцом. Он хотел жить собственной жизнью и принимать решения только за себя. Я не против, пусть так, но понять этого не могу. Зачем убегать от ответственности? Ради жизни обычного наркомана? Помню, когда Хардин упомянул, что отец употребляет наркотики, я ему не поверила. Почему мне казалось нормальным то, что он алкоголик, но не наркоман? У меня это просто в голове не укладывалось. Скорее всего, я пыталась его как-то облагородить. Я постепенно осознаю, что Хардин был прав, когда говорил, что я наивная. Наивная и глупая, если каждый раз пытаюсь найти в людях что-то хорошее, получая в ответ только доказательства обратного. Я ошибаюсь всякий раз, и мне это надоело.
– Дамы хотят зайти к нам, когда здесь все закончится, так что мне понадобится твоя помощь, как только мы вернемся домой, – говорит мать после того, как с последними объятиями покончено.
– Что за дамы? Они хотя бы его знали? – огрызаюсь я.
Не могу удержаться от грубого тона. Мать хмурится, и я начинаю испытывать легкое чувство вины. Но оно тут же проходит, когда она оглядывает церковь, чтобы убедиться, что никто из ее «друзей» не услышал моих неуважительных слов.
– Да, Тереза. Некоторые знали.
– Я бы тоже хотела помочь, – улыбнувшись, вступает в разговор Карен, когда мы выходим наружу. – Надеюсь, вы не против?
Я так благодарна Карен за то, что она приехала. Она всегда такая добрая и чуткая и, похоже, пришлась по душе даже моей матери.
– Очень мило с вашей стороны, – соглашается мать и уходит, помахав незнакомой мне женщине, стоящей среди небольшой толпы на лужайке у церкви.
– Не возражаешь, если я тоже приду? Если нет, не проблема. Я знаю, Хардин здесь и все такое, но раз уж он сам мне позвонил… – говорит Зед.
– Конечно, приходи. Ты столько проехал, чтобы добраться сюда.
Ничего не могу с собой поделать, но при упоминании о Хардине начинаю обшаривать глазами парковку. Замечаю, что на другой стороне площадки Лэндон и Кен садятся в машину Кена. Насколько мне видно, Хардина с ними нет. Я была бы совсем не прочь перекинуться парой слов с Лэндоном и Кеном, но они сидели рядом с Хардином, а я не хотела, чтобы он остался в одиночестве.
Во время похорон я ужасно волновалась, не придет ли ему в голову рассказать Кену правду о Кристиане Вэнсе прямо перед всеми присутствующими. Хардин чувствует себя несчастным, поэтому, скорее всего, захочет, чтобы кто-то другой ощутил то же самое. Я молюсь, чтобы у него хватило порядочности дождаться подходящего момента, чтобы раскрыть обидную правду. Знаю, что он порядочный. В глубине души Хардин неплохой человек. Просто ко мне относится плохо.