Дерзкое отношение было отброшено, в голосе появились нотки раскаяния, словно до нее дошло, что случилось.
– Он использовал вас.
Кассиопея могла только представить, какие чувства бурлят в душе этой женщины.
– Миссис Кэйзер…
– Не называть ли нам друг друга Шерли и Кассиопея? Мне кажется, мы еще будем встречаться.
Кассиопее тоже так казалось.
– Мне нужно будет доложить обо всем, но это останется между нами. Вот почему здесь я, а не секретная служба. У меня есть предложение. Как вам понравится возможность отплатить Хейлу?
Она уже думала о том, как это сделать, потому что теперь появилась возможность вывести Хейла из тени. Что может быть лучше источника, который он считал своим?
– Понравится, – ответила Кэйзер. – Правда.
Но Кассиопею беспокоило еще то, что сказала Полин Дэниелс. Я не хочу, чтобы мой муж разговаривал с этой подругой. Полин боялась того, что знает о ней Кэйзер. Того, что может не остаться в секрете, если ей придется отвечать на вопросы.
И внезапно она поняла, в чем дело.
– Первая леди завела интрижку. Так ведь?
Этот вопрос не застал врасплох Кэйзер. Казалось, она ожидала его.
– Не совсем. Но почти.
* * *
Малоун вылез из машины и стоял под крытым входом отеля «Джефферсон» в Ричмонде, самого впечатляющего в Виргинии. Здание в стиле боз-ар, построенное в конце девятнадцатого столетия, располагалось в центре города, в нескольких кварталах от Капитолия штата. Большой вестибюль, напоминающий о Позолоченном веке, украшала беломраморная статуя Джефферсона. Малоун останавливался там несколько раз. Ему нравился этот отель. Понравился и странный взгляд, брошенный на него швейцаром, которому он дал пять долларов и ключи от продырявленной пулями машины.
– Меня нашла жена, с которой я развожусь.
Швейцар, казалось, понял.
Время близилось к трем часам ночи, но за стойкой находился портье. Свободный номер нашелся, но перед тем, как подняться наверх, Малоун, заплатив двадцать долларов, получил вход в запертый деловой центр. Там, при закрытой двери, он потер виски, закрыл глаза и постарался отогнать все мысли. Тело его ломило от усталости, но хотя он понимал, на какой риск идет, сделать это было необходимо.
Поработав на клавиатуре, он нашел сообщение, которое отправил себе электронной почтой.
* * *
Хейл смотрел в упор на обвиненного предателя. Члена команды «Эдвенчера» в течение восьми лет. Не потомственного члена компании, но все же доверенного партнера. Тут же был созван суд – председателем его, как полагалось по Статьям, выступал квартирмейстер. Хейл вместе с остальными членами команды был присяжным.
– Мой контакт в НРА хвалился, что у них есть шпик среди нас, – сказал Нокс. – Он знал все о сегодняшней казни на борту «Эдвенчера».
– Что конкретно они знают? – спросил Хейл.
– Что ваш бухгалтер на дне Атлантики. Фамилии матросов, которые бросили его за борт, и всех остальных. Все, вы в том числе, виновны в умышленном убийстве.
Он видел, что его слова вызвали дрожь у присяжных, все они были замешаны в преступлении. Справедливость в чистом виде. Эти люди вместе жили, вместе сражались, гибли и сидели на разбирательстве дела.
– Что скажешь? – спросил Нокс обвиняемого. – Будешь это отрицать?
Тот человек промолчал. Но это был не законный суд. Пятая поправка к Конституции здесь не действовала [5] . Молчание истолковывалось против него.
Нокс объяснил, что брак обвиняемого оказался под угрозой. Он сошелся с другой женщиной, та забеременела. Он предложил ей деньги на аборт, но женщина их не взяла, сказала, что хочет иметь ребенка. И угрожала осведомить его жену, если он не будет материально помогать ей.
– НРА предложило деньги за информирование, – сказал Нокс. – И этот человек взял их.
– Откуда ты это знаешь? – спросил один из членов команды.
Задавать вопросы поощрялось.
– Я убил человека, который заключил эту сделку. – Нокс смотрел на обвиняемого. – Скотта Парротта. Агента НРА. Он мертв.
Обвиняемый стойко держался.
– Я долго говорил с Парроттом, – продолжал Нокс. – Он торжествовал, что знает обо всех наших делах. Вот почему он был готов сегодня остановить покушение на жизнь президента Дэниелса. Он точно знал, где и когда. Собирался убить и меня, поэтому был так словоохотлив. К счастью, он оплошал.
Хейл воззрился на обвиняемого и задал вопрос:
– Ты продал нас?
Обвиняемый рванулся к двери.
Двое пресекли бегство и прижали его к полу. Он старался вырваться.
Нокс повернулся к присяжным.
– Вы достаточно видели и слышали?
Все кивнули.
– Решение суда – виновен! – выкрикнул один из них.
– Кто-нибудь возражает? – спросил Нокс.
Никто не возражал.
Пленник продолжал вырываться, крича:
– Нет! Это ошибка!
Хейл знал, что говорилось в договоре. Предательство команды, дезертирство или отказ сражаться в бою караются таким образом, как квартирмейстер или большинство сочтут заслуженным.
– Поднимите его, – приказал Хейл.
Обвиняемого рывком поставили на ноги.
Этот жалкий негодник поставил его в неудобное положение перед Андреа Карбонель. Неудивительно, что она была такой самодовольной. Она все знала. Все его планы теперь могли рухнуть. Смерть этого человека будет мучительной. Будет уроком для всех.
Нокс вытащил пистолет.
– Что ты делаешь? – спросил он квартирмейстера.
– Определяю кару.
Обвиняемый понял свою судьбу, и страх исказил его лицо. Он снова попытался вырваться.
– Это как квартирмейстер или большинство сочтут заслуженным, – процитировал Хейл. – Что скажет большинство?
Он наблюдал, как команда «Эдвенчера» восприняла намек, и все до единого ответили: «Как скажете, капитан», каждый был доволен, что умирать не ему. Обычно капитан никогда не спрашивал квартирмейстера перед командой или наоборот. Но это было военное время, когда слово капитана становится неоспоримым.
– Он умрет в семь часов утра в присутствии всей команды.
3.14
Кассиопея отъехала от дома Шерли Кэйзер, нашла пустую автостоянку на торговой улице и позвонила в Белый дом.
– Тебе это не понравится, – сказала она Эдвину Дэвису.