Кассиопея тоже боролась с этими чувствами. Нелегко раскрыть другому человеку душу.
– Полин на год старше меня, – сказал он, словно это имело какое-то значение. – Она шутит, что я ее молодой человек. Признаюсь, мне приятно слышать это.
– Дэниелс что-нибудь знает?
– Нет-нет. Но, как я сказал, между нами не происходило ничего предосудительного.
– Не считая того, что вы влюбились друг в друга.
На его лице отразилась покорность.
– Ты права. Именно это и произошло. Она и президент долгое время не являлись мужем и женой, и, похоже, оба это приняли. Интимности в их отношениях нет. Я имею в виду – не в физическом смысле. Они ничем друг с другом не делятся. Держатся неприступно. Словно бы соседи. Коллеги. Такого не выдержит никакой брак.
Кассиопея понимала, что он имеет в виду. Ни с кем она не была такой интимной, как с Коттоном. У нее были мужчины, и она делила с ними часть себя, но не всю. Чтобы раскрывать свои надежды и страхи, считать, что другой человек не злоупотребит ими, требуется большое доверие.
И не только ей, но и Коттону.
Однако Дэвис был прав.
Интимность – это тот раствор, что скрепляет любовь.
– Ты знал о связи Квентина Хейла с Шерли Кэйзер? – спросила она.
– Не имел ни малейшего представления. С Шерли я встречался всего раз, когда она приезжала в Белый дом. Но я знаю, что Полин разговаривает с ней ежедневно. Без нее она давно бы дошла до ручки. Если Полин и сказала кому-то о полете президента в Нью-Йорк, то наверняка Шерли. Я также знаю, что Шерли известно обо мне. Вот почему для этого дела потребовалась ты. Я подумал, что оно может быстро выйти из-под контроля.
Как и случилось.
– Теперь Квентин Хейл знает, – сказала она. – Но любопытно, что он никак не использовал эти сведения.
– Когда встречался со мной в Белом доме, то наверняка знал. Видимо, хотел проверить, можно ли ходить с этого козыря.
Кассиопея согласилась. В этом был смысл. И еще кое в чем.
– Я уверена, что Стефани находится у Хейла. Хотя она расследовала деятельность Карбонель, это касалось и Содружества. Теперь сомнения в этом нет.
– Однако если будем действовать опрометчиво, то поставим под удар не только репутацию всех причастных, но и жизнь Стефани.
– Это верно, только…
Из гостевого центра раздался сигнал тревоги.
– Это что еще? – сказала она.
Они побежали к группе домов и вошли в контору управляющего усадьбой.
Лицо помощника управляющего казалось обеспокоенным.
– В главном доме взорвалась какая-то бомба.
Игрушки Уайетта сделали свое дело. Люди кричали, толкались, пытались выбежать. Он использовал модифицированную смесь, дымящую, что только усиливало воздействие. К счастью, он отправил ее запас в Нью-Йорк, так как не знал, что произойдет, когда на сцену выйдет Коттон Малоун.
Уайетт отступил в спальню Джефферсона и подставил стул под дверную ручку. Он знал, что очередная группа пойдет из гостиной в библиотеку, потом в кабинет. Бесшумно двинулся по половицам к кровати. Вспомнил, как гид мямлил о том, что Джефферсон поднимался, как только мог разглядеть стрелки часов в форме обелиска напротив кровати. Темно-красное покрывало – сшитое по указаниям Джефферсона – лежало на матраце, заполняющем альков между спальней и кабинетом. Уайетт лег на кровать и осторожно выглянул из-за края, мимо арок, на людей, находящихся в библиотеке. Гид как будто оценивал необычную ситуацию и, услышав крики из другой стороны дома, попросил всех сохранять спокойствие.
Уайетт бросил световую гранату в их сторону и отдернул голову назад, едва появились вспышка и дым.
Всеми овладел страх, раздались крики.
– Сюда, – услышал он голос сквозь шум.
Уайетт снова посмотрел в библиотеку и увидел гида, ведущего группу сквозь дым из дверей с жалюзи в оранжерею, к свежему воздуху.
Он перенес внимание к шифровальному колесу.
Которое находилось всего в двух футах.
* * *
Малоун стоял в двухэтажном вестибюле Монтичелло. В противоположном конце дым валил клубами через открытые стеклянные двери, крики и вопли говорили о том, что слева от него что-то случилось.
Управляющий усадьбой стоял рядом с ним.
Минуту назад толпа людей выбежала из дома через парадную дверь за его спиной, голоса их были взволнованными, глаза испуганными.
– Что в этой стороне? – спросил Малоун, указывая налево, где сейчас сосредоточилось волнение.
– Личные комнаты Джефферсона. Библиотека, кабинет, спальня.
– Колесо выставлено там?
Управляющий кивнул.
Малоун нащупал пистолет.
– Выйдите. И никого не впускайте.
Он уже понял, что никакой бомбы не было. Только световая граната. Отвлечение внимания. Тот же шипящий звук, что прошлой ночью, во время атаки на людей в очках ночного видения.
Кто там, черт возьми?
* * *
Уайетт вынул из кармана брюк большую нейлоновую сумку. Колесо оказалось больше, чем он ожидал, но должно было уместиться в тонкую сумку. Потребуется осторожность: деревянные диски на вид казались очень хрупкими. Что было вполне предсказуемо, ведь им больше двухсот лет.
Он слез с кровати в кабинет, снял стеклянный колпак и вынул насаженные на ось диски. Бережно уложил устройство в сумку. Потом взял два снятых диска, которые демонстрировались отдельно, положил их туда же. Сумку придется нести на руках, прижимая к груди, чтобы избежать повреждений.
Уайетт прикинул, сколько в ней веса.
Около пяти фунтов.
Никаких проблем.
* * *
Малоун прошел через комнату со светло-зелеными стенами и камином. Объявление гласило, что это Южная квадратная комната. Над белой каминной полкой висел женский портрет. Другая дверь вела, как ему помнилось из прочитанного, в джефферсоновский sanctum sanctorum, занимавший весь южный конец здания.
Держа пистолет в руке, Малоун открыл дверь, и его встретила стена дыма.
Сквозь дым в больших окнах, которые открывались как двери на залитую солнцем веранду, он увидел силуэты людей, стоявших снаружи. Малоун задержал дыхание и вошел в дым, держась ближе к стене, ища укрытия за деревянным шкафом. Впереди слева поднимались узкие книжные полки, заполненные старыми томами в кожаных переплетах. Арки поддерживали потолок и вели в дальний конец комнаты, где в полувосьмиугольном алькове Малоун увидел человека, укладывающего колесо в сумку.
Вгляделся в его лицо.
Знакомое.