Аль-Мансур стал внимательно, один за другим, просматривать коды ячеек. И наконец нашел ту, пять первых символов в коде которой в точности совпадали с теми же символами маркировки пенала.
Вряд ли это было простым совпадением.
Подхватив кислородный баллон, рамон переместился к выбранному стеллажу и, подцепив двумя пальцами полукруглую ручку, открыл нужную ячейку.
В ячейке россыпью лежало десятка два узких продолговатых пеналов с закругленными концами. В точности такие, как на фотографии, что показывал Элиш Турсун.
Аль-Мансур взял в руку сразу два пенала. Под водой они казались невесомыми. Но материал, из которого они были сделаны, оказался прочным – когда Аль-Мансур попытался сдавить один из пеналов пальцами, у него ничего не вышло. Коды, проставленные на каждом из пеналов, начинались одинаково, так же, как и код на ячейке. Но ни один из них не совпадал полностью с тем, что был нужен Турсуну.
Что же хранилось в этих пеналах? Какие-то сверхсекретные документы? Дорогие ювелирные украшения?
Аль-Мансур внимательно осмотрел один из пеналов. На нем не было ни крышки, ни задвижки. На концах не было заметно следов пайки. Как будто это был и не пенал вовсе, а монолитный стержень. Тогда что же получается, сам материал, из которого была сделана эта штуковина, представлял собой огромную ценность? Но почему тогда на всех стержнях стояла разная маркировка? И почему таинственному коллекционеру требовался только один стержень с определенным кодом?..
Вопросов в голове вертелось множество, а времени на поиски ответов уже не оставалось.
Аль-Мансур принялся быстро перебирать стержни или пеналы, что бы они там на самом деле собой не представляли, торопясь найти тот, что требовался.
Может, это была какая-то игра? Странная игра, тянущаяся через поколения?.. Все, конечно, может быть, но слишком уж это неправдоподобно получается… Хотя Аль-Мансуру доводилось читать про шахматные партии по переписке, тянувшиеся не один десяток лет…
Рухнувшие небеса!..
Руки мусорщика будто онемели, а к затылку будто лед приложили.
Что, если эти стержни радиоактивные?
До Эпохи Сепаратизма люди активно пользовались атомной энергией. Аль-Мансур плохо представлял себе сам процесс ее получения, но он точно читал, что при этом использовались различные материалы, даже находиться рядом с которыми, не то что брать в руки, было смертельно опасно. Что, если это те самые радиоактивные материалы?..
Хотя, если подумать, зачем коллекционеру радиоактивный стержень, способный его убить? Если только он не собирается с его помощью убрать кого-то другого. Версия слишком фантастическая, чтобы оказаться правдой. Только законченному психу придет в голову собирать машину Голдберга для того, чтобы убить человека. Все ведь можно устроить гораздо проще. В особенности при наличии неограниченного запаса денег.
Есть!
В руке у рамона наконец-то оказался стержень или пенал с нужной маркировкой. Аль-Мансур сунул пенал за пояс, положил баллон на согнутый локоть и быстро поплыл к выходу.
Забравшись в лодку, Аль-Мансур первым делом осмотрел находку. Ему все же не давала покоя мысль, что вещица может оказаться опасной.
Это все же был пенал. Достаточно было щелкнуть по корпусу ногтем, чтобы убедиться в том, что пенал полый внутри. Сделан он был из очень легкого и невообразимо прочного материала. Он почти ничего не весил, но при этом даже после того, как рамон надавил на него обухом ножа, никаких отметин на нем не осталось.
Осмотрев пенал еще раз, со всей тщательностью, рамон все равно не смог обнаружить даже намека на шов. О том, что в нем находилось, можно было строить самые разные догадки, дав полную волю фантазии. Все предположения были одинаково беспочвенны и недоказуемы. А значит, все в равной степени верны и не верны одновременно.
В конце концов, рамона это ни в коей степени не касалось. Он сделал свое дело и на этом – все. Разумеется, ему было любопытно, что же сокрыто внутри пенала, за который некто неизвестный готов отдать ему все остальное содержимое хранилища. Еще как любопытно! Но Аль-Мансур имел очень полезную привычку – не совать нос не в свое дело. Поэтому он кинул пенал на дно лодки и взялся за весла. Прежде чем снова спуститься в хранилище, он собирался отчитаться перед Элишем Турсуном о проделанной работе. Как только пенал окажется в руках посредника, контракт будет закрыт и Аль-Мансур станет свободен от всех обязательств перед ним.
Останется только выяснить, что Элиш Турсун собирается делать дальше. Рамон так точно не собирался возвращаться в кластер, не закончив работу в хранилище. Оставить вскрытое хранилище, пусть даже под водой, это все равно что бросить бумажник где-нибудь в холле и ждать, кто же его первым подберет. Кто знает, сколько глаз наблюдало за ним с разных сторон, когда он совершал свои погружения? И как быстро слухи об этом достигнут ушей того, кто сумеет сложить два и два и понять, в чем же тут дело? Пусть не все сразу, но самое ценное содержимое хранилища Аль-Мансур собирался забрать в первую же ездку. Следовательно, Элишу Турсуну придется либо топать в кластер пешком, либо продолжать наслаждаться поэзией, пока Аль-Мансур не закончит свои дела. Они ведь не договаривались о том, что рамон отвезет посредника в кластер сразу, как только отыщет нужную ему вещь. В конце концов, он ведь мог и не поднимать пенал на поверхность до тех пор, пока сам не решит, что пора ехать назад. Однако подобную тактику Аль-Мансур считал недостойной.
Лодка ткнулась в берег.
Аль-Мансур выбрался из лодки, подхватил ее за борт и выволок на траву.
Чуть приподняв голову, Элиш Турсун бросил на рамона взгляд из-под широких полей соломенной шляпы. Взгляд был дежурный, ничего особого не выражающий, лишь только скуку и равнодушие. Как будто посредник полностью разуверился в том, что рамон способен справиться с поставленной перед ним задачей, и продолжал сидеть на стуле с томиком Добрынина в руках лишь только потому, что ему больше нечем было заняться.
Аль-Мансур вынул из лодки два пустых баллона и кинул их в багажник квада. Затем отправил туда же сетку с инструментами, которые более были ему не нужны. Подойдя к кострищу, рамон приподнял крышку с кастрюли, стоявшей на давно потухших углях, заглянул в нее и одобрительно хмыкнул. Стряпня рамона с первого же дня пришлась не по вкусу Элишу Турсуну, и он сел на диету из галет и фруктовых консервов, которых прихватил с собой целый ящик. Аль-Мансура такой расклад вполне устраивал. Сварив с утра котелок того, что сам он называл ирландским рагу, рамон ел его целый день. При этом он не считал, что питается однообразно. Любопытнейшая особенность ирландского рагу, рецепт которого Аль-Мансур вычитал в одной из старых книг, заключалась в том, что каждый раз вкус у него получался разный. А при необходимости в готовое блюдо можно было что-нибудь добавить. Все, что было по вкусу и оказывалось под рукой.
Разведя огонь, Аль-Мансур чуть подогрел котелок и навалил себе полную миску рагу. Поставив на огонь чайник, рамон взял в одну руку миску с едой, в другую – ложку и поднялся на ноги. Он любил есть, прогуливаясь вдоль берега, глядя на плывущие над озером облака, на птиц, взлетающих из высокой травы, на деревья с широко, словно руки, раскинутыми в стороны кронами, стоявшие на земле так уверенно, будто испокон веков это место принадлежало им, и то, что они терпели рядом с собой еще чье-то присутствие, объяснялось лишь их добрым и покладистым нравом. Во время таких неспешных прогулок рамона, нет-нет, да и посещала мысль, что здорово было бы однажды перебраться жить вот примерно в такое тихое и безлюдное местечко. Не на время, а насовсем. Обосноваться как следует, отстроить дом, обустроить там все, как полагается, чтобы со всеми удобствами. Становиться реднеком он не собирался, а потому прикидывал, что за продуктами и всякой необходимой для жизни мелочовкой можно раз в три-четыре месяца ездить в кластер. План был хороший. Можно даже сказать, замечательный. Вот только для его осуществления нужно было заработать достаточно денег. То, что рамон увидел под водой, позволяло надеяться на то, что эта ездка могла стать его последней работой.