Элиш Турсун доел персики, выпил сироп и выкинул банку за борт.
– Тебе нравятся словесные игры, рамон?
– Ты полагаешь, я шучу?
– Глядя на то, что происходит вокруг, я все больше склоняюсь к мнению, что вся наша жизнь – это лишь чья-то дурная шутка.
– Ты религиозен? – удивленно посмотрел на пленника Бэрбидж.
– Ни в коем разе! – сделал протестующий жест скованными запястьями тот.
– Мне показалось, ты говоришь о боге.
– О, нет! Посуди сам: если бог существует, следовательно, он сам является частью все той же дурной шутки, сыгранной неизвестно кем. Выходит, он не является властелином даже своей собственной судьбы. Какой же он после этого бог?
– Тогда кого ты имеешь в виду, когда говоришь, что кто-то мог сыграть шутку даже с богом, который, в соответствии с догматами, является всемогущим?
– Да кого угодно! – Элиш Турсун дернул руками. – Извини, если бы руки у меня были свободны, я бы сейчас широко развел их в стороны. Мы понятия не имеем, насколько сложно и хитроумно взаимосвязаны наши судьбы. А значит, на месте шутника мог бы оказаться кто угодно. Например, ты. Или я. А может быть, этот старик, – пленник кивком указал на Грира, – что так заботливо со мной обходится. Мы живем в мире, в котором главенствующим является Принцип Домино. Кто-то случайно задел одну фишку, а следом за ней начали падать остальные. Все больше и больше. В конце концов уж невозможно понять, какая фишка была первой, да это и не важно! Процесс запущен, и его не остановить! Значит, что нам остается делать?
– Что? – растерянно повторил Бэрбидж, которого просто-таки ошеломил словесный поток, льющийся изо рта пленника.
– Мы можем только попытаться предугадать, какая фишка упадет следующей, чтобы вовремя отойти в сторону и не оказаться ею раздавленными.
Бэрбидж недобро прищурился.
– Аль-Мансур, выходит, тоже угодил под падающую фишку?
Улыбка промелькнула на губах Элиша Турсуна быстро, как вспыхнувший и тут же погасший язычок пламени, не успевший ничего осветить.
– Только не подумай, что я оправдываюсь. Но мне нравился твой приятель. На самом деле. Мне импонировал его неординарный подход к делу, в основе которого лежала его собственная концепция жизненной философии. Как ты думаешь, почему я не разговаривал с ним ни о чем, кроме дела, когда мы неделю катились по пампе, двое в одном кваде? Почему на озере я все время читал книгу, делая вид, что рядом никого нет? Да потому что не хотел, чтобы между нами установились более близкие отношения. В отличие от Аль-Мансура, я-то точно знал, какая фишка упадет следующей! И вовремя сделал шаг в сторону.
– Но ведь это ты нажал кнопку на детонаторе!
– Да. Но это было предопределено задолго до того, как я впервые встретился с Аль-Мансуром. Скорее всего, задолго до нашего рождения.
– Ну, это ты хватил! – с укоризной покачал головой Грир.
– Разве? – вскинул густую черную бровь Элиш Турсун. – Если бы в свое время не было создано бактериологическое оружие, если бы капсулы с этим вирусом не были упакованы в пенал, который потом кто-то спрятал в хранилище на дне озера, тогда бы я никогда не стал разыскивать мусорщика, способного достать этот пенал, и Аль-Мансур сейчас был бы жив.
– То есть ты, – Александр Грир взмахнул пальцем перед носом пленника, – ни в чем не виноват?
– Я не толкал фишку, придавившую Аль-Мансура, если ты это имеешь в виду, – невозмутимо ответил Элиш Турсун.
– Это твоя жизненная философия? – спросил Валтор.
– Это мое кредо.
– А в чем разница?
– Не знаю. Мне нравится слово.
Иона посмотрел на отражение Элиша Турсуна в зеркале заднего вида. Пленник заметно преобразился. В нем не было больше той подавленности, что угнетала его в первые дни пути. Как будто он наконец сориентировался в ситуации и точно знал, что ему теперь делать. Собственно, это было нормально – рано или поздно человек адаптируется к любой ситуации. Или умирает. Элиш Турсун попытался умереть – у него это не получилось. И он выбрал иной путь. Странным казалось Ионе то, что это произошло в тот самый момент, когда Элиша Турсуна обвинили не в покушении на убийство всех обитателей Кластера Джерба, а в убийстве одного совершенно конкретного человека. Иона принялся рыскать по своей базе данных, и ему попалось высказывание, соответствующее ситуации: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». Двадцатый век, между прочим… Но Элиш Турсун не воспринимал смерть Аль-Мансура как трагедию. С его жизненным кредо статистикой становилось абсолютно все, с чем он имел дело. Включая его собственную жизнь? Или все же к себе самому он относился иначе?..
Иона вновь покосился на зеркало. Вот он, сидит на заднем сиденье, насмешливо кривит тонкие губы. И даже несмотря на то, что руки его прикованы к спинке переднего сиденья, вид у него такой, будто так и надо, будто все именно так и должно быть. Будто он сидит за столиком ресторана и обсуждает с клиентом свою очередную посредническую миссию.
И тут Иону осенило!
Все именно так и было!
Устроив сухую голодовку, этот тип вовсе не намеревался убить себя! Это была показательная акция! Если бы никто не обратил на нее внимания, он сделал бы так, чтобы это было замечено. Например, демонстративно выбросил бы за борт банку с едой. Он подготавливал почву для выполнения новой посреднической миссии! Хотя, скорее всего, и сам пока не знал, в чем она будет заключаться. Но он понимал, что для того, чтобы выжить, он должен делать то, что лучше всего умеет. То, что лучше всего у него получается!
Разумеется, он не предполагал, что может вдруг всплыть история с убийством Аль-Мансура. Но это произошло. И произошло как нельзя кстати! Прежде он был всего лишь исполнителем, который всего-то и мог, что дать показания против Кира Дунгаева. Вес которых, честно говоря, был не особенно-то велик. А с учетом того, в чьих руках находилась вся система правосудия Кластера Верда, возможность использовать показания Элиша Турсуна в открытом судебном процессе так и вовсе становилась эфемерной. Теперь же в глазах рамонов Элиш Турсун стал посредником Кира Дунгаева. То есть человеком, знающим гораздо больше того, что полагается знать простому исполнителю. Так ли это на самом деле – еще вопрос. Однако Элиш Турсун собирался разыграть именно эту карту и использовать ситуацию с максимальной для себя пользой.
Иона скосил взгляд на Валтора и едва заметно приподнял правую бровь. Мол, не торопись, тут все не так просто. Прей в ответ провел двумя пальцами по краю полей акубры – все понял. Уже опустив руку, рамон удивленно подумал, и когда это они с андроидом научились так здорово понимать друг друга без слов? Они ведь не договаривались о каких-то тайных жестах и знаках. Все получилось само собой. Говорят, что вот так, запросто, без слов, могут понимать друг друга близнецы. Вот только человек с андроидом никак не могли оказаться близнецами… Ну, то есть абсолютно никак!