— Мерзавец, — прошипела она, поднимая на него глаза.
А за спиной учёного, на странном ящике, горела красная лампочка.
— Ну что… будете слушаться меня, фройляйн Кац? — улыбка совсем не была похожа на оскал. Она была ровная. Почти отеческая… если бы у Джины был отец.
— Пошёл ты, — Джина приподнялась на локтях и плюнула ему под ноги. И рухнула от новой вспышки боли.
— Значит… — холёные пальцы коснулись её подбородка, — денег и возможности выжить вам мало. Я могу предложить вам ещё что-то?
— Сними это с меня, — Джина протянула к нему руку с браслетом.
И услышала сухой смешок:
— Пока вы не совсем оправдали моё доверие…. Я сниму их, когда буду уверен, что того недавнего инцидента с базой Речных Крысят не повторится. А так я хотя бы знаю, что в любой момент могу призвать вас к порядку. Дисциплина всегда полезна, фройляйн Кац… — он повернул какой-то рычаг, нажал какую-то кнопку, ящик перестал гудеть, а лампочка погасла.
— А теперь вставайте и пойдёмте наверх.
И Джина пошла. С того дня она возненавидела Леонгарда еще больше. Но сделка была в силе. Они с братом будут вести охоту, пока он будет за это платить. А потом они уплывут.
Джина прикрыла глаза, вдыхая холодный воздух. Снова посмотрела на город, раскинувшийся внизу. Город, который не дал ей ничего. Всё, что у неё было, ей приходилось буквально вырывать у этого города из глотки. И она научилась даже получать удовольствие от этого.
Сколько Джина себя помнила, она боролась. Боролась с бабкой, которая, пока что-то ещё соображала, пыталась наряжать её в дурацкие платья. Боролась с одноклассниками, смеявшимися над ней — из-за того, что в классе она была самой низкорослой, самой худой и хуже всех одевалась. Боролась с учителями, ставившими ей в пример прилежных дур из хороших семей.
Да, она боролась со всеми. И только с Леоном… с Леоном она не боролась никогда.
Леон всегда был её невидимой тенью. Широкий, нескладный, с непроницаемым лицом… даже в детстве он не проявлял эмоций. Было ли это симптомом его какой-то недоразвитости или просто чертой характера, не знал никто. Кроме Джины. Уж она-то понимала, что её брат не был слабоумным идиотом. Леон мог и чувствовать, и думать — и делал это. Просто… молча. И чаще действовал, чем говорил.
Джина хорошо помнила, тот случай, когда одноклассники окружили её кольцом и начали насмехаться, — Леон молча врезался в эту толпу. Молча сломал руку тому, кто ударил Джину между лопаток так, что она упала. Молча выбил четыре или пять зубов тому, кто в неё плюнул. Молча отшвырнул к стене того, кто попытался задрать на ней платье. И так же молча взял сестру за руку и повёл домой — туда, где их отругала бабка. Как и обычно.
Всё это тянулось довольно долго, пока наконец одноклассники не поняли — к Кацам лучше не подходить. Леон был всегда рядом с Джиной. Сколько бы человек ни бросалось на него, он побеждал. Избитый в кровь, с переломанными рёбрами, падающий с ног — но побеждал. Он был малочувствителен к боли, и это его спасало. Его начали бояться. А вместе с ним стали бояться и Джину.
И она поняла, что, в общем-то, это здорово — когда при одном твоём появлении люди вжимаются в стену. Ведь не так легко одержать верх над человеком, который всё время молчит. А Леон молчал всегда, часто молчала и Джина.
Став старше она, конечно, научилась защищаться и словами — это оказалось не так трудно. Затем в школе её стали считать самой испорченной старшеклассницей и самым большим позором. И по-прежнему Джина очень любила своего братика. У неё были на это вполне определённые причины.
Мобильный телефон призывно задребезжал, и девушка взглянула на экран. Чарльз Леонгард. Что ему может быть нужно? Она нажала кнопку и тут же услышала бархатисто-стальной голос:
— Фройляйн Кац? Как ваше здоровье?
— Прекрасно, герр Леонгард, — ответила Кошка и начала прохаживаться вдоль края крыши.
— Вскоре мне снова понадобятся «крысята». Помните о сделке?
— Да, конечно. — Она посмотрела вниз. Несколько машин ползло по одной из боковых улиц. Кто-то в противоположной стороне играл на фортепиано что-то сентиментальное.
— Тогда дождитесь вашего брата и скажите ему об этом. Через неделю охоту нужно снова открыть.
— Хорошо.
— И никаких глупостей. Никаких громких нападений, щенки из Управления насторожились.
— Как скажете.
— Умница, — она почувствовала, как губы мужчины скривились в улыбке. — И особенно внимательно вам стоит искать одного мальчика. Я не знаю его имени. Но могу описать внешность. Долговязый. Светловолосый. Голубые глаза и веснушки. На правом запястье рядом с татуировкой шрам. Его привезти отдельно.
Джина замерла. Потом плотоядно усмехнулась и облизнула губы:
— Поняла. И если вдруг вам интересно… я могу назвать вам его имя.
— Неужели? С удовольствием узнаю его.
— Алан Валберг.
— Чудесно.
Леонгард повесил трубку. Джина рассмеялась. Когда-то из-за этого мальчишки она потеряла глаз. А теперь ему предстоит потерять многое другое…
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 09:59]
— Доброе утро, принцесса!
Скай вышел из вагона и помахал мне рукой. Я вздёрнула подбородок:
— Прекрати меня так звать.
Лётчик усмехнулся и приблизился ко мне. Остальные ещё не проснулись, и в морозной тишине мы были вдвоём. Да, утро было очень прохладное. Но я привыкла к холодам, а Ская, видимо, грела его отороченная мехом лётная куртка. Которую он немедленно накинул мне на плечи, оставшись в чёрном свитере с высоким горлом.
— Прекрати, — я попыталась стряхнуть куртку с плеч, но, не давая мне этого сделать, он крепко обнял меня и начал дышать в ухо: — какой же ты странный. Я тебе говорила меня не трогать, я этого не люблю.
Он отстранился без малейшей обиды:
— Как скажешь, принцесса.
В куртке и правда было тепло, и я больше не пыталась её скинуть. Прошлась немного по замёрзшей траве и обернулась. Скай внимательно за мной наблюдал. И в очередной раз я задала себе довольно странный вопрос. Интересно, как он меня воспринимал? Просто как маленькую девочку, которую нужно греть и оберегать? Или как что-то более серьёзное? Я совсем не понимала, что значат его жесты и сейчас, наверно, повела себя очень глупо. Нужно будет обязательно спросить у Сильвы, что делать, когда тебе отдают куртку и обнимают. И почему от этого так приятно.
— Ты обещала показать мне город. Помнишь? — он оборвал мои размышления.
— А ты нормально себя чувствуешь?
— Прекрасно, — он широко улыбнулся. — Если ты не заметила, принцесса, я ношу тебе дрова и картошку.