— Ал, я всё же надеюсь, меня не будет рядом, когда кто-то тебя пристрелит.
Мы собирались совершить относительно рискованную вылазку в магазин за продуктами — на запретную для нас, «крысят», территорию взрослых.
А для этого нужно было сделать то, что мы частенько делали в своём прошлом, настоящем детстве, — самим нарядиться взрослыми. Летом это оказывалось совсем непросто, а вот сейчас не вызывало проблем: шляпы, плащи или куртки. Я запудрила лицо, накрасилась обломком карандаша для глаз, надела туфли на устойчивых широких каблуках, чтобы казаться выше, собрала в пучок волосы и нацепила шляпку с вуалью. Ал, и без того достаточно высокий, нахлобучил на голову широкополую шляпу и переоделся в свои самые приличные штаны, на которых даже почти не было заплаток, а сверху напялил плащ. В заключение мы оба надели перчатки — главное было спрятать крысиные татуировки. Мы не выглядели на свои двадцать восемь даже теперь. Но всё же.
Услышав недовольство в моём голосе, Ал фыркнул и поудобнее перехватил сумку:
— Я не буду ничего сегодня воровать, не переживай ты так. Мне ничего не надо.
Продолжая переругиваться, мы вылезли из вагона, попрощались с ребятами и пошли вдоль путей по направлению к городу. Дул сильный ветер и накрапывал дождь, настроение у меня вполне отвечало такой погоде: было отвратительным. И даже несмотря на то, что мы уже достаточно удалились от поезда, я слышала противные визгливые крики «живых овощей».
И как нас никто ещё не нашёл и не устроил облаву? С такой сиреной невозможно скрываться долго. А мы каким-то чудом скрывались уже несколько лет. Может, благодаря Карвен, из-за которой Восточная Железнодорожная Колея до сих пор слыла убежищем призраков. А может, потому, что кто-то перегородил колючей проволокой и металлоломом рельсы, на которых стояла наша развалюха, и повесил всюду таблички «опасная зона», «идёт ремонт» и «не пересекать»? Ведь обстановка в стране не стала спокойнее, и тревожные красно-жёлтые таблички действовали на людей не хуже, чем предупредительные выстрелы.
Думать обо всём этом было неприятно. Но и говорить с Алом особенно не хотелось. И я пробурчала:
— Лучше бы взяла с собой Карвен.
Алан фыркнул и так тряхнул головой, что шляпа съехала ему на глаза:
— Карвен не стала бы таскать за тебя картошку, — сказал он.
Не стала бы. В этом Ал был прав, и я промолчала. Он вздохнул, поправил шляпу и предложил:
— Возвращайся, если хочешь, я всё куплю сам.
— И я буду виновата, если ты попадёшься? Ну уж нет. Но… Карвен действительно лучше было взять с собой.
— Ты сама не захотела будить её.
— Потому что знала, что ты будешь её задирать, а ей нельзя нервничать.
Он замедлил шаг и взял меня за плечо:
— Вэрди! Объясни, зачем тебе нужна эта мутная девчонка?
От неожиданности я споткнулась о какую-то торчащую из земли железку, с трудом удержала равновесие и встала как вкопанная:
— Чего? Карвен — моя лучшая подруга, и она — не мутная. Она была со мной ещё до тебя. Ещё раз выскажешься о ней вот так — выбью зубы. Понял?
Говоря всё это, я крепко держала Ала за рукав плаща и не сводила с него взгляда. Когда я закончила, он попятился, пожав плечами:
— Извини, я пошутил. Закрыли тему. В конце концов, если бы не Карвен, у нас не было бы этого поезда. И не только его.
Хотя бы это он понимал. Я спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Идти на каблуках по раскисшей земле, усыпанной довольно крупными камнями и проржавевшим металлоломом, было трудно, но я старалась не обращать на это внимания.
Мне вспомнилась случайная встреча с Карвен под одним из городских мостов — она жила там с самого Крысиного Рождества. А я в то время только покинула дом моей второй матери — судьи и рада была хоть кого-нибудь встретить. Наполовину седая, тощая девочка сразу показалась мне чокнутой. Но она была очень добрая и ухитрялась доставать еду. Эти два качества сразу примирили меня с её странностями — побегами, долгим вечерним созерцанием неба и общением с призраками, которых я раньше никогда не видела. Карвен научила меня воровать и прятаться, и ей никогда не приходило в голову меня прогонять или чего-то требовать в благодарность. Она стала мне самым близким человеком.
Когда наступило лето, мы отправились искать себе другой дом — из-под моста нас выгнали взрослые бездомные. Я думала, мы бродим наугад, но Карвен отлично знала, куда мы идём.
Впервые увидев мрачную махину покорёженного поезда, я и подумать не могла, что здесь и есть наш конечный пункт. Этот эшелон был мне знаком: он стоял тут ещё со времён Большой Войны. Говорили, что, когда он перевозил беженцев, его обстреляли вражеские самолёты. А ещё пустили ядовитый газ, в котором задохнулись все, кто был к тому моменту ещё жив. Этих людей и закопали на маленьком старом кладбище по другую сторону дороги. А эшелон так и не убрали — сначала его решили оставить как напоминание об ужасах войны, потом о нём просто забыли. Поезда стали пускать по объездному пути, и со временем Восточная Колея вообще оказалась заброшенной — даже на той стороне озера, к которой она прилегала, никто никогда не отдыхал. И за сорок лет родилось множество легенд о живших на этом месте призраках.
Место и впрямь казалось не самым уютным. Но подойдя к поезду, мы не обнаружили тут никого, кроме Маары — она жила в паровозе. Разговаривать она почти не умела, понимала только самые простые слова, и лишь с большим трудом нам удалось хоть что-то от неё узнать. Маара до Рождества жила в интернате, а потом убежала — она знала историю своего дедушки и захотела посмотреть его поезд. А потом пришла сюда жить, потому что в городе все были слишком злые. Маара слышала истории про привидений, но они никогда её отсюда не выгоняли, поэтому она их не боялась. А ещё Маара уже тогда начала подбирать на улицах выброшенных «живых овощей» — ей было их жалко, и она даже воровала для них молоко в ближайшем посёлке. Удивительная доброта, полностью подавляющая инстинкт самосохранения. Видимо поэтому она так ярко выражена у таких вот безмозглых.
Я думала, что уж теперь-то Карвен точно уйдёт: не могло ей понравиться такое убогое местечко. Но она захотела остаться. И не просто остаться…
Той же ночью я впервые увидела, как освобождаются духи. Весь поезд осветился ровным голубовато-фиолетовым светом, а потом от него и от земли вокруг начали подниматься в небо светящиеся силуэты. Улетая, они превращались в маленькие звёздочки, и, казалось, это никогда не кончится… Более жуткого и одновременно завораживающего зрелища я еще не видела. А прямо перед паровозом стояла, раскинув тонкие руки, моя Карвен, похожая на самую настоящую колдунью. Тёмную колдунью.
Эту ночь, наверно, можно было считать началом всего. Ребята приходили к нам из городов, посёлков, соседних областей — и оставались. Карвен никогда не хотела быть лидером, и эту роль пришлось исполнять мне. Со временем я даже привыкла… как привыкла и к тому, что Карвен постепенно оставляли силы. Наверно, то большое освобождение призраков и подорвало её. Но мы никогда об этом не говорили. Она вообще ни с кем не говорила о том, что касалось её.