(Кеѓаль хасидим ге-хадаш, 17)
Однажды ехал святой Старец, прозываемый всеми Шполер Зейде [168] , да будет благословенна память святого и праведника, с одним стариком, что еще знавал Бешта. По дороге сказал святой Старец тому старику: «Поелику вы хорошо знали Бешта, не откажите, расскажите о нем какую-нибудь историю». И рассказал старик историю, пришедшую ему на память, о том, как однажды, в Йом Капур, после утренней молитвы приблизился Бешт к святому учителю рабби Зеэву Куцесу, да будет благословенна память святого и праведника, и что-то прошептал тому на ухо. А солнце в тот день сильно пригревало, во время же молитвы неила* небо затянулось тучами, и отмолившись и закончив неилу и маарив, не могли освятить луну*, ибо облако было весьма плотным. Бешт же произнес гавдалу* над бокалом [вина] и перекусил чем-то, так же сделали и святые его ученики. И возрадовались ученики великой радостью и пустились в пляс, по святому своему обычаю, так что и Бешт стал плясать с ними, пока один из учеников не заметил, что святого учителя рабби Зеэва Куцеса нет среди них. И спросил: «Где рабби Зеэв?» Бешт же сделал вид, будто не заметил. Затем ушли они оттуда и легли спать, каждый на своем месте. И пришел святой учитель рабби Зеэв, и постучал в к окошко святому учителю своему Бешту, и сказал ему: «Рабби, вставайте, освятим луну, ибо рассеялись тучи». И встал Бешт и все ученики его, и освятили луну в превеликом веселии. А после освящения луны возрадовался Бешт и ученик его, святой учитель Зеэв Куцес, и в великом веселии пустились в пляс, и все ученики плясали с ними вместе, ибо поняли, что сие было чудом. И стал им рассказавать Бешт, согласно святому обычаю своему всегда по окончании Йом Кипура рассказывать им, что делалось в этот день в высших мирах, и сказал им, что во время молитвы шахарит известили его, что наверху весьма недовольны им, и что вскоре вынужден он будет покинуть этот мир, и знак дадут ему: во время молитвы неила небо затянет тучами, и не смогут они освятить луну, а посему он шепнул все это на ухо святому учителю рабби Зеэву, и святой учитель рабби Зеэв так усердствовал в молитве, что сумел свершить благо учителю своему. Когда закончил старик свой рассказ, сказал ему святой Старец: «По истории видно, что она правдива, ибо правда всегда явственна». (Маасийот у-маамарим йекарим, 19)
Однажды велел Бааль-Шем-Тов, да будет благословенна его память, учителю рабби Зеэву Куцесу, да будет благословенна его память, учить смыслы трубления в шофар [169] , ибо он будет должен указывать порядок трубления в шофар [170] в ближайший праздник Рош ѓа-Шана. И стал учить рабби Зеэв смыслы трубления в шофар, и выписал их на бумажку, чтобы подглядывать в нее, указывая порядок трубления, и сунул ту бумажку себе за пазуху. Когда подошло ему время указывать порядок трубления, стал искать бумажку там и сям, и нет нигде, и не знал, как управиться с порядком. И стало ему очень плохо. И зарыдал он горько с разбитым сердцем и указал порядок просто, как написано, без всяких смыслов. После этого сказал ему Бааль-Шем-Тов: «Во дворце Царя много залов и чертогов, и для каждой двери особой ключ, но надежней всех ключей топор, ибо им можно отворить все запоры на всех дверях. Смыслы – это ключи, для каждого входа особый смысл, но разбитое сердце – это топор. Когда воистину разобьет свое сердце человек пред Господом, да будет благословен Он, сможет войти во все врата в чертогах Царя Царей – Пресвятого, благословен Он».
(Ор йешарим)
Учитель рабби Давид Пуркес, благословенной памяти, обычно вел у Бешта, благословенной памяти, молитву Коль нидрей*, а учитель рабби Давид из Миколаева вел молитву мусаф, Бешт же, благословенной памяти, вел молитву неила. И рабби Пуркес всегда вкушал разделительную трапезу [171] у Бешта, благословенной памяти. Однажды, когда подали цимес [172] , Бешт лишь чуть попробовал его и поставил все блюдо перед учителем и господином нашим рабби Давидом, и тот смекнул, [что сие для того,] чтобы он наелся цимеса досыта, и съел, сколько мог, и отодвинул от себя блюдо, а Бешт снова поставил перед ним [это блюдо], и поел рабби Пуркес еще и отодвинул от себя. А Бешт в третий раз поставил перед ним. И тот был вынужден есть еще. Пока утроба была открыта, не слишком ощущал, что переел. После застольного благословения пошел Бешт, благословенной памяти, к себе в комнату, рабби Давид же встал из-за стола и почувствовал такую телесную тяжесть от обильной пищи, что даже страдал, и пошел, и встал на пороге комнаты Бешта, и плакал навзрыд. Подошел к нему Бешт и сказал ему: «Давид, отчего ты плачешь?» Сказал ему: «Вы велели мне есть много цимеса, а теперь я чувствую великую тяжесть, как же я встану на молитву, чтобы произнести Коль нидреи?» Положил Бешт, благословенной памяти, руку свою ему на плечо, подержал так примерно две минуты и сказал ему: «Иди, больше ничего не бойся». И пошел учитель и господин наш рабби Давид домой и тайком рассказал домочадцам, что вся пища в кишках у него переварилась и что он по-настоящему голоден, только стыдно ему теперь сесть за стол.
(Кеѓаль хасидим ге-хадаш, 11)
Праведный учитель рабби Давид Пуркес, благословенной памяти, ученик Бешта, пришел однажды ночью к святому своему учителю Бешту и сказал: «Я должен поужинать». А учитель сказал: «Дети уже спят». Но вынужден был разбудить дочь свою, праведницу Адель, чтобы та приготовила ужин учителю рабби Давиду, да будет благословенна память его. И встала она с постели и сделала [так]. А после того разбудил учитель рабби Давид, да будет благословенна память его, и двух сыновей ее, праведного учителя рабби Баруха, благословенной памяти, и праведного учителя, сочинителя книги Дегель махане Эфраим, и, как подобает, предались они исполнению заповеди веселиться. Пока они сидели, обрушилась балка, что была над кроватью сыновей праведницы Адель. Увидев сие, сказал Бешт: «Ой, Давид, ты видишь уже больше, чем я». Ибо учитель рабби Давид предвидел сие духом святости своей, посему и прибегнул к этой уловке, чтобы они пробудились и чтобы ничто не стало им претыканием. (Дварим аревим, раздел 1, лист 5, рассказ 12)