(Кетер шем тов)
Когда разнеслась весть о Беште, об обычаях его и служении его, поднялся в мире шум, так что прослышали о нем и в Святой земле, и было это чудно в глазах тамошних праведников, и стали они думать, нет ли, не дай Бог, дурного в обыкновениях Бешта и в новом пути, который не торили отцы наши и отцы отцов наших, а особенно потому, что была тогда в мире проклятая ересь Шабтая Цви [211] , да сотрется имя его. Для сего выбрали себе трех человек, праведников и больших мудрецов, сведущих в Торе, и послали их в Меджибож, дабы посмотрели и выяснили [все] о делах Бешта и учеников его. И приехали те люди в Меджибож перед праздником Рош ѓа-Шана, и скрыли цель своего приезда ото всех, и поделили порученное им меж собой, то есть один взял на себя разобраться в деяниях Бешта, другой – в путях шурина его, рабби Авраѓама-Гершона из Кут, а третий – в путях хасидов, учеников Бешта, благословенной памяти. И в дни Рош ѓа-Шана сочли они добрыми все дела и обычаи хасидов, также и в Десять дней трепета. В день святого поста [212] оказал Бешт почет шурину своему, рабби Авраѓаму-Гершону из Кут, призвав его встать пред ковчегом на молитве неила, но прежде, чем начать молитву, тот открыл табакерку что была у него, – резной ковчежец работы настоящего мастера, – втянул понюшку и дал всем остальным. Человеку же из Святой земли, которому было поручено разобраться с делами рабби Авраѓама-Гершона, когда увидел сие действо (а в Святой земле он не сталкивался доселе с нюханием табака) и услышал также щелчок, раздавшийся при открывании табакерки, показалось сие поразительным, и он почел это за легкомыслие и недостойное поведение, особенно в святой день перед молитвой неила. По окончании Йом Капура, когда совещались трое посланцев, рассказал им сей человек о том, что не понравился ему поступок рабби Авраѓама-Гершона, то есть нюхание табака перед молитвой неила. В ответ сказали ему товарищи его, что и у них проснулось легкое подозрение в отношении Бешта и учеников его. Бешт же тотчас почувствовал, что происходит, и узнал также, что за это наложили на Небесах наказание на рабби Авраѓама-Гершона, так что отойдет он в мир иной из-за того, что не судили его милосердно. И оттого стало Бешту весьма горестно, и пребывал он в великой печали. И вечером Ѓошана раба, когда трое посланцев из Святой земли готовились совершить тикун [213] с великим сосредоточением, по обычаю Аризаля, наслал на них Бешт глубокий сон, и хоть они и желали взбодриться и прогнать сон, но не могли открыть глаза, чтобы посмотреть в книгу. Тем временем понюхал один человек табаку, да и другим дал, так что и посланцы решились взять понюшку. Бешт же сообщил табаку благоухание Райского сада, и сразу же после того, как они понюхали табаку, открылись глаза их, и почувствовали они себя способнее к восприятию учения, нежели вначале. Тогда охватило их иное настроение: стали они понимать, что ошиблись в суждении своем, сочтя поступок рабби Авраѓама легкомысленным, когда тот понюхал табаку перед молитвой неила, ибо увидели после, что сила есть в табаке – духовное свойство, полезное для работы мысли. И на Небе тотчас порвали [вынесенный] ранее приговор, [приговорив рабби Авраѓама] к жизни. Бешт же от этого преисполнился великой радости, и в день Ѓошана раба во время трапезы своей призвал всех троих и открыл им, что ведома ему цель их пребывания у него, цель каждого из них, а после праздника отпустил их с миром.
(Нифлаот ѓа-цадиким, с. 16)
Однажды приехал Бешт в Броды на субботу, а известно, что немногие тогда верили в него. Один гвир* сказал себе: «Последователи превозносят его сверх всякой меры, дай-ка я испытаю его, чтобы узнать, правда ли это». У сего гвира был погреб с добрым вином, а в одном углу держал он некошерное вино для господ. Сказал слуге своему: «Сходи в погреб и возьми из такого-то угла кувшин с вином, потом пойди к Бешту и передай кувшин ему, да прямо в руки, и скажи ему, что я послал ему вино, и что оно дорогое весьма, и что я просил, чтобы он сам испил того вина, ты же стой там и смотри, выпьет ли он сего вина, а потом придешь рассказать мне». Взял слуга кувшин, и принес его Бешту, и увидел, что Бешт открыл кувшин, и плеснул себе с полрюмки, и поднял рюмку против окна, и вгляделся в рюмку, и сделал так три раза, а потом выпил. Пошел слуга к гвиру и сказал ему, что видел сам, как Бешт выпил того вина. Услышав это, вышел гвир вон и стал кружить по улицам местечка, говоря всем, что Бешт пил некошерное вино, и рассказывал всю историю. И взволновался оттого весь город, так что и за стулом Бешта стали перешептываться, говоря, что Бешт пил некошерное вино. Донесся шепоток и до ушей Бешта, и он замолк. После застольного благословения – а дом был полон людей – послал Бешт позвать гвира, и тот предстал перед ним. Сказал ему: «Дело было так: послал я вам из моего погреба некошерного вина, испытать вас, станете ли пить». Сказал ему Бешт, благословенной памяти: «Ты сам брал некошерное вино из погреба?» Сказал ему: «Не сам, я лишь велел слуге, чтобы взял из того угла, где только некошерное вино, и поднес вам». Сказал ему: «Пошли за тем слугой, а ты стой здесь, пока он не придет». Пришел слуга. Сказал ему гвир: «Из какого угла ты брал вино?» Сказал ему слуга: «Из того, что вы велели мне» – и махнул в ту сторону, скажем, на восток или на запад, а в том углу было только кошерное вино. Побледнел гвир и стал ругать слугу: «Разве я не говорил тебе, из какого угла брать? Ты зачем в другую сторону пошел?» И поклялся слуга, что своими ушами слышал из уст гвира: «Возьми в таком-то углу». И удалился оттуда гвир с великим позором, и замкнулись уста всех издевавшихся, и унижавших, и сомневавшихся.
(Кеѓаль хасидим ѓе-хадаш, 8)
Слышал я от святого адмора, гаона Израиля, рабби Исраэля из Чорткова, да удостоится он в благости долголетия, амен, за третьей трапезой рассказ о том, что в то время, когда Бешт, да будет благословенна память праведника, начал становиться известен благодаря множеству явленных им знамений и чудес, место пребывания и жительства его было в городе Тлусте, что рядом с Чортковом. И было это, когда святой наш дед, рабби Цви-Ѓирш, был главой суда в Чорткове и уезде, а город Тлуст также относится к Чортковскому уезду. А в прежние времена уездного раввина правительство назначало ответственным за всех евреев уезда, и было в его власти делать с ними все, что захочет. И вот тогда, в начале распространения известности Бешта, было несколько гаонов из глав поколения, которых возмущали пути Бешта, а святой наш дед рабби Цви-Ѓирш не сказал против него ни слова.