– Наверное, Павел занят на работе.
– Ага, – хмыкнула Раиса совсем уж безрадостно. – Как же! Работа у него. Работает он на ней. Знаю я, какая у него работа! Шляется по бабам, кобель проклятый!
– Раиса! Разве можно так наговаривать на родного-то мужа?
– А что? В себе держать разве лучше? И потом, я не наговариваю на него ни капельки. Он смолоду кобель был еще поискать. И с возрастом ничуть не лучше стал. Пожалуй, так даже и еще хуже. Боится, что нагуляться не успеет. Простатит или какая другая болячка подвалит, и все, привет! А если не простатит, то инсульт стукнет или еще чего. У него уже сколько друзей так перемерло. И те, кто моложе его был, в том числе. Так он после каждых похорон сначала мрачнеет, а потом еще в больший загул пускается.
Инга молчала, не зная, что ответить Раисе. У ее Залесного со здоровьем дела тоже обстояли неважно. Многочисленные болячки, словно озверев, стали мучить его с завидной силой. И хотя врачи были уверены, что ничего криминального у Залесного нет, сердце Инги все равно было не на месте. Но, несмотря на это, Залесный ей не изменял, в этом Инга была точно уверена.
Не будь у нее такой уверенности, фигушки бы она стала жить с этим мужчиной!
– Рая, ты не должна плохо думать о своем муже.
– Так повода бы не давал, я и не стала бы. Оно мне надо?
– Ты напрасно изводишь себя подозрениями. Я уверена: твой муж тебе верен и любит тебя.
– Да? – хмыкнула Раиса. – Ну, тогда ты счастливей меня.
Дальше они продолжали прогулку уже в молчании. Каждая думала о своем и в разговор не вступала. Но Инга была благодарна Раисе уже за то, что женщина перестала всхлипывать. Теперь хотя и сопела в нос, но заново реветь не пыталась.
Снежинки падали им на лица, безнадежно портя наложенный Настей макияж, про который обе женщины уже благополучно забыли. Теперь они думали лишь о том, что снежок приятно освежает их разгоряченные лица.
– Ну что? Еще кружок и пойдем домой?
Раиса кивнула, и они снова зашагали по снегу, словно старые друзья. Но внезапно Раиса замерла на месте.
– Слышишь?
– Что?
– Какой-то звук.
– Какой?
– Крикнул вроде бы кто-то.
– Где крикнул?
Инга стянула капюшон, чтобы лучше слышать, и завертела головой.
– Ничего не слышу.
– Вон там кричали, – указала Раиса рукой направление.
– Наверное, это ребята деревенские уже начали праздновать, – предположила Инга. – Вот и орут.
– Не знаю, – с сомнением произнесла Раиса. – Нехорошо как-то кричали. Невесело.
Они еще некоторое время постояли, прислушиваясь, сами не зная к чему. Но больше никаких подозрительных звуков до них не доносилось.
– Знаешь, я чего-то уже нагулялась, – заявила Раиса и поежилась.
Инге тоже внезапно стал зябко. Вечер утратил свое очарование. А пустынный сад вновь сделался темным и страшным. Обе женщины поспешно развернулись и зашагали обратно к дому, возле которого светили огни фонарей и уже сверкала многочисленными гирляндами новогодняя елка.
Глава 4
Новогоднее застолье и впрямь оказалось великолепным. Алена расстаралась, опять же стремясь как можно большее количество мясных блюд заменить на рыбные, но так, чтобы гости не почувствовали себя при этом обездоленными.
– Бывает трудно примирить собственные стремления и необходимость считаться с другими, – поделилась она с Ингой, как с самой близкой и задушевной своей подругой. – Вот я сейчас хлопочу по дому, а сама думаю: зря мы с Василием Петровичем затеяли все это.
– Что именно? – удивилась Инга.
– Ну все… Праздник этот.
– Погоди, – еще больше удивилась Инга. – Почему зря? Ведь Новый год же!
– Но при этом еще и пост.
Голос у Алены звучал как-то кисло. С утра она была значительно бодрей, и такого упаднического настроения у нее не наблюдалось.
– Что случилось? – потребовала Инга, поняв, что в этот вечер ей предстоит выступить в роли всеобщего примирителя и утешителя: – Рассказывай!
Алена вздохнула и ответила:
– Одна из горничных, которую мы послали проведать отца Андрея, вернулась и сказала, что он не захотел ее принять.
– Почему не захотел?
– Не захотел, и все. Боюсь, что отец Андрей сильно на нас с Васей обиделся. Он требовал, чтобы мы отменили празднование Нового года, а мы все равно поставили елку, да еще и гостей пригласили.
– Ну и что? Это ваш выбор. Как священник, он должен прощать, а не укорять.
– Только не отец Андрей. Знаешь, какой он строгий?
Но Инга считала, что люди, строгие к другим, очень часто бывают необычайно мягки к самим себе.
– Нет, отец Андрей не такой, – покачала головой Алена. – Он и к себе тоже строг.
– Ничего, не будет же он век на вас дуться. Скоро Рождество, в честь праздника он должен будет с вами примириться.
– Надеюсь, – вздохнула Алена. – Но пока что на душе у меня нехорошо.
– А что именно он сказал горничной?
– Говорю же: ничего. Он даже к ней не вышел.
– Может, его просто дома не было?
– Дома он был. Матушка Татьяна, это его жена, сказала, что он дома. Но Рита сказала, что попадья держалась с ней очень холодно, если не сказать надменно. И выставила ее за порог, даже ничего нам не передав.
– Довольно невежливо с ее стороны.
– Вот именно, – вздохнула Алена. – Поэтому я и тревожусь.
– Знаешь, если бы эти люди были истинными христианами, то они не стали бы портить тебе праздник своими надуманными обидами. Подумаешь, не послушались вы их с мужем. И что с того? У вас своя голова на плечах есть, у них своя. Вы же им не указываете, как им жить и что праздновать? Правильно?
– Отец Андрей считает себя ответственным за наш с мужем духовный рост. А мы то и дело… распоясываемся.
Инге уже стало надоедать это слишком частое упоминание священника. В прошлый свой приезд она имела счастье познакомиться и со священником, и с его супругой. И они оба показались ей довольно ограниченными людьми, да еще к тому же придающими слишком много значения тому делу, которому служили. Можно подумать, Василий Петрович мало делает для процветания «Дубочков» и людей, тут обитающих! Отец Андрей поселился здесь не так давно, а уже возомнил себя пупом поместья. Ведет себя так, словно он тут главный. Василий Петрович слишком мягко держит себя со священником. И если кто тут и распоясался, то это вовсе не Василий Петрович и не Алена, а сам священник.
Но Инге совсем не хотелось в этот вечер клеймить чьи-то недостатки, пусть даже и справедливо. Все равно это время для такого разговора было совсем неподходящее.