Эх, хорошо, что у Антона есть дед – мировой мужик! Заменил ему и мать, и отца. Вот его-то и надо попытать на эту тему…
Но до деда в тот день он так и не добрался. Горничная сообщила: «Петр Иванович еще вечером уехал в аэропорт». У него, как оказалось, должна была состояться какая-то деловая встреча в Праге.
Антон поднялся к себе в комнату, не раздеваясь, упал на здоровенную кровать и провалился в тревожный сон.
Его разбудили крики.
Едва открыв глаза, он закашлялся и, сорвав с себя майку, прижал ее к лицу, в ужасе таращась на клубы дыма, просачивающегося из-под двери.
Одним прыжком он преодолел расстояние до двери, распахнул ее и растворился в густом дыму, заполонившем весь коридор, лестницу и первый этаж.
Горела кухня. Точнее, не горела, а дымилась.
Отец настоял на противопожарной отделке дома, еще когда тот достраивался. Он всегда мрачно смотрел на мир, ожидая беды там, где ее в принципе не может быть. Может, из-за этой своей хронической недоверчивости он ни разу не подписал убыточного для фирмы контракта…
– Что случилось? – Антон разглядел жавшуюся в углу кухарку Анну Васильевну и бросился к ней.
– Не знаю! – сквозь всхлипывания провыла та. – Я готовила обед, а тут вдруг – пожар! И дым везде! Потом пожарные… Меня хозяин убье-о‑о‑от!
– Не убьет! Плита, наверное, коротнула, ты-то тут при чем? – Антон повел ее к выходу. – Кстати, а где пожарные?
– Уехали! – снова всхлипнула она. – Засыпали плиту какой-то дрянью, выключили электричество и уехали!
– Так пожар был или нет? – Антон вывел кухарку в холл и с наслаждением вдохнул сдобренный гарью воздух, вливающийся из-за распахнутых створок входных дверей. Во дворе толклись два садовника и две горничные, во всю глотку обсуждая произошедшее.
– Говорят, проводка!
– Михалыч, да какая проводка? Бомбу закинули, дымовую! Ты огонь видел?
– Не было огня!
– А может, это призрак старой хозяйки шалит?
– Сама ты, Лена, призрак хозяйки! Увидела разок в прачечной сохнущее платье – и давай панику поднимать! Никак не успокоишься…
– Да? А если ты, Оль, самая умная, тогда скажи, чье это было платье? Такого старинного фасона!
– Да ты в темноте и сама не поняла, что увидела! А когда утром пришла, то ничего и не нашла!
– Та-аак! Что тут происходит?
Антон подошел к ним, подталкивая вперед всхлипывающую кухарку, и оглядел разом замолчавших работников.
– Сплетни разводим? А отцу позвонили?
– Антон Олегович! – нервно сглотнул садовник Михалыч. – Ваш отец сегодня попал в больницу с сердечным приступом. Вон, Ленка только что оттуда! Петра Ивановича тоже известили, но он сможет вылететь только завтра. В Праге нелетная погода!
– Что с папой?!
Антону показалась, что он сейчас упадет. Вот просто ноги перестанут держать и упадет…
– А мне почему не сообщили?
– Так звонили вам весь день! Вы трубку сначала не брали, а потом какая-то девушка ответила… – оправдываясь, пробубнил второй мужчина, усатый и коренастый Трофим Тарасович, чинивший у них по хозяйству все подряд. Он мог починить все – от кофеварки до машины, а Михалычу – так просто помогал за «спасибо», любил возиться в свободное время с растениями.
«Только мою в одночасье рухнувшую жизнь он починить не сможет», – подумалось Антону.
Затем пришло понимание, ГДЕ он оставил телефон и ЧТО за девушка ответила.
Рита!
– В какой больнице отец? – Панику, животный ужас в одно мгновение сменили четкие мысли и планы. Теперь Антон знал, как ему действовать.
– Был в городской, но его уже перевезли к Бахметьеву. Кажется, готовят к операции, – тихо произнесла Лена.
Антон посмотрел на нее – и она вжала голову в плечи, как будто он хотел ее ударить.
А может, именно такой был у него сейчас взгляд?
Данилов вдруг почувствовал, как его лощеный, вскормленный пороками и вседозволенностью мир лопается, как елочная игрушка. Он должен сделать выбор: либо разлететься вдрызг вместе с осколками, либо стать прозрачной сталью, клеем – да чем угодно, чтобы не дать своей жизни, своей семье разбиться…
Он еще раз оглядел ждущих его указания людей и заговорил:
– Я к отцу. Трофим Тарасович, устраните причины возгорания. К приезду деда ничто не должно напоминать о сегодняшнем происшествии. Лена, Оля – на вас генеральная уборка в доме. Чтоб все сияло и блестело! Анна Васильевна, с вас к завтрашнему вечеру праздничный ужин с тортом. Михалыч, высушите лужи у подъезда и как следует погоняйте охранников. Мне кажется, то, что произошло сегодня, было не случайным, а значит, может повториться. Все. Работать! Премию обещаю!
И, развернувшись, направился в дом.
Надо одеться, взять карточки, наличку, паспорт и телефон.
Без паспорта ему в клинику Бахметьева не попасть, а сегодня важен каждый час.
Комната была та же самая, и в то же время – совершенно другая. В небольшие окошки сквозь прозрачные занавески лился мягкий солнечный свет, ложась на светло-зеленые стены.
И – никаких досок, никакого мусора.
Из мебели – небольшой стол, табурет и кровать с периной. В углу – мольберт, жестянка с разнокалиберными кистями и несколько баночек с красками.
Кроме Джованни в комнате находились еще два человека. Парень с рыжими, как факел, волосами мягко улыбался сидящей перед ним девушке в широкополой шляпе, украшенной страусиными перьями. Он стоял от нее в трех шагах, будто не решаясь подойти ближе. Девушка смущалась, улыбаясь в ответ светлой, искренней улыбкой, и прикрывала лицо ладошками, как делают маленькие дети. А когда убирала руки от лица, начинала что-то быстро говорить. Точнее – Джованни думал, что она говорила. Губы ее шевелились, но ни единого звука не долетело до его ушей. Это было странно – и страшно одновременно…
Он вдруг почувствовал себя мухой, закрытой в стеклянной банке. Джованни не понимал, как попал сюда: хотел спросить, но что, если его не услышат, точно так же, как не слышит он?
Он боялся привлечь к себе внимание. Парень с рыжими волосами вдруг обернулся в его сторону и прошел к окну, чтобы закрыть створку. Джованни едва успел отскочить, потому как молодой человек шел прямо на него, точно не замечая препятствия.
Вернувшись к девушке, рыжий встал перед ней на колени и преданно заглянул в глаза. Она провела рукой по его непослушным вихрам и, наклонившись, поцеловала молодого человека в лоб, отчего тот покраснел до кончиков волос.
Его губы быстро зашевелились: он шептал, а может, кричал что-то страстное, а девушка бледнела – с каждой секундой все сильнее. Джованни подумал, что она вот-вот упадет в обморок.