Пулеметчик в головном бронетранспортере развернул дуло МГ-42, направив его на Карла, и передернул рукоятку затвора, досылая патрон в патронник. Сам он оставался невидим за броневым щитом.
– Хайль Гитлер! – рявкнул Карл, вскидывая руку в лучшем нацистском приветствии за последние два года.
– Хайль Гитлер! – ответил араб.
– Рад видеть вас здесь. Нам требуется ваша огневая мощь. Пусть ваши люди займут левый фланг, и, думаю, лучше будет расположить бронетранспортеры справа от дороги, чтобы они держали под прицелом…
– Мы здесь не для того, чтобы сражаться. Нам нужна женщина, господин майор. Вам известно, что именно ради нее я здесь, и у меня есть приказ.
– Для меня на первом месте стоит военная необходимость. Вопросы разведки подождут до тех пор, пока мы не отразим натиск красных, чтобы дать возможность как можно большему количеству немецких солдат пройти через проход под кодовым названием Джинджер. После чего мы взорвем ущелье. Тогда, и только тогда, я передам вам женщину.
– Об этом не может быть и речи. Решения здесь принимаете не вы, а главное управление имперской безопасности, через меня.
Старшинство званий не имеет значения. Я предвидел, фон Дреле, что наткнусь на ваше противодействие. Вы ставите себя превыше всех…
– Нет, я только думаю о предстоящем бое.
– Где женщина? Это все, что я хочу знать.
– А, женщина, – сказал фон Дреле. – Ну конечно, СС сейчас ведут войну исключительно с женщинами и генералами.
– Я не собираюсь заниматься с вами пустой болтовней, фон Дреле! Мое терпение на исходе. Я должен выполнить приказ вышестоящего начальства. Пусть ваши люди.
– Она мертва, – перебил его фон Дреле.
Салид уставился на него. Кажется, у него задрожал подбородок. На побелевшем лице мелькнуло что-то среднее между яростью и паникой.
– Вам было четко приказано.
– Да, но… понимаете, она попыталась бежать, и вместо того чтобы броситься в погоню, один из моих людей выстрелил в нее. Все подразделения германской армии имеют приказ расстреливать бандитов на месте, и так продолжается уже три года. Выстрел, хоть и сделанный навскидку, пришелся точно в цель. Я не могу винить своего солдата. На войне всякое случается.
– Я требую, чтобы мне показали труп!
– Мы оставляем бандитов лежать там, где их настигла смерть. Не желаете пройти со мной в лес, господин гауптштурмфюрер? Хотя мы можем наткнуться на красных партизан.
– Ты лжешь! Эта женщина ведьма, ее красота легендарна, она тебя околдовала, и теперь ты ее защищаешь! Это слабость и мягкотелость! Я требую, чтобы ты немедленно привел ее сюда! Отдай ее, или все обернется для вас страшными последствиями! Мы являемся вооруженными представителями законов рейха, а вы – бунтовщики! – Салид навел на Карла «Люгер». – Не испытывай мое терпение, фон Дреле! Я без колебаний пристрелю тебя, а мои люди расправятся с твоей группой. Вы предатели, и это всем известно.
Старина, ты становишься мелодраматичным, тебе не кажется? На меня не раз направляли самое разное оружие, и я этого нисколько не боюсь. Что же касается смерти, то с тем, что я умру, я смирился уже много лет назад. Если это произойдет сегодня – что ж, значит, это произойдет сегодня. Опусти пистолет и убирай отсюда свои бронетранспортеры! По дороге к Ужгороду ты сможешь обдумать, что доложить обо мне Мюнцу, и подготовить документы на мой арест. А мы тем временем останемся здесь и будем оборонять ущелье до последнего человека. Мы с тобой встретимся в Вальгалле. О, подожди, я помашу тебе рукой из Вальгаллы, поскольку ты отправишься в свой арабский ад, где женщины не носят паранджу!
– Неверный! Неверный! – завопил араб. Лицо у него стало пунцово-красным, глаза сузились в щелочки. Изо рта брызнула слюна. – Ты оскорбил Господа! Ты будешь гореть в огне, обещаю тебе!
– Практически наверняка так оно и случится, – невозмутимо ответил Карл, – но сначала я наслажусь зрелищем того, как сгоришь ты.
– Грязная свинья! – крикнул Салид.
И в это мгновение превратился в огонь.
Вилли Бобер направил на эсэсовца из «Фламменверфера» струю пылающей жидкости, выброшенной давлением сжатого азота. Пламя охватило все. Вспыхнули волосы Салида, его лицо, глаза. Вспыхнули веки, нос, язык, небо и пищевод. Вспыхнули грудь, сердце и легкие. Вспыхнули кости. Вспыхнули внутренности, вспыхнули мышцы, вспыхнули ноги и ступни.
Даже его сапоги занялись огнем.
Жертвенный костер заполнил поляну, и нависшие сводами ветви отразили его багряные отсветы, окрасившись яркой зеленью вместо тускло-серого цвета пасмурного дня.
Объятая пламенем фигура сделала два-три нетвердых, шатающихся шага, крича что-то нечленораздельное, после чего повалилась на землю.
Последовало мгновение жуткой тишины, затем Акков повернул МГ-42, чтобы разрезать Вилли пополам, но он действовал слишком медленно, поэтому Карл выхватил свой «Браунинг» и с расстояния в тридцать метров прицельно всадил пулю чуть ниже края каски, но выше плеча, прямо в левое ухо.
И тотчас же заговорило все оружие 21-го воздушно-десантного полка. На бронетранспортеры обрушился шквал огня. Летящие со сверхзвуковой скоростью пули ударялись о броню; звук столкновения быстро летящей стали со сталью неподвижной был подобен барабанной дроби крупных капель дождя по железной крыше. Какой-то умелец мастерски забросил «лимонку» в кузов второго бронетранспортера, и та взорвалась, полностью выведя из строя груз полицейского батальона. Один из осколков вонзился в спину пулеметчика, и тот повалился, нажимая пальцем на спусковой крючок, так что МГ-42 сожрал всю ленту, вот только пули улетели куда-то вверх, чтобы упасть на землю предположительно где– нибудь в Чехословакии.
ФГ-42 и СТГ-44 десантников ударили по открывающимся задним дверям бронетранспортеров, выбивая облака стальной пыли, сражая эсэсовцев, которые попытались вылезти, чтобы вступить в бой. Солдаты полицейского батальона падали, скошенные свинцовым дождем, который врывался в тесное внутреннее пространство и отражался от массивной брони. Вилли уже повернул в сторону длинный хобот огнемета и выпустил вторую огненную струю, накидывая на третий бронетранспортер пламенное покрывало. Застигнутые врасплох бедолаги, объятые пламенем, с криками переваливались через борт, падали на землю, бежали, снова валились и затихали, обугленные, дымящиеся.
И вдруг целей больше не осталось. Воздух был наполнен смрадом сгоревшей жидкости и паленой плоти, над поляной зависло облако грязно-серого дыма. На теле гауптштурмфюрера, распростертого на земле, кое-где продолжали плясать языки пламени, поскольку еще не вся его плоть была уничтожена огнем.
– Не стреляйте! – послышался слабый голос из чрева второго бронетранспортера.
– Сейчас мы снова бросим гранаты, затем сожжем вас огнеметами. Оставляйте оружие внутри и выходите с поднятыми руками! Если мы не будем видеть ваши ладони, то откроем огонь. Быстро, быстро, быстро!