— Погодите-ка. Вы хотите сказать, что вдвоем с тем парнем решили обойти свое начальство и все же расследовать это дело?
— Да, — простодушно пожал плечами Матиас.
— Несмотря на то, что вас реально могут уволить за самоуправство и разглашение материалов следствия?
— Ага! — хитро ухмыльнулся Терч. — Не говоря уже о наглом похищении останков из хранилища улик.
— Но почему? — удивленно уставилась на него я.
— Знаете, госпожа Мерсье, когда я много лет назад после академии пришел в управление, я был глупым пацаном, свято верящим, что любое преступление, а особенно убийство, должно быть расследовано, несмотря ни на что, и виновные должны понести наказание, чтобы души убитых… ну, не знаю, наверное, обрели покой. Прошли годы. Меня не раз уже макали физиономией в дерьмо реальной жизни, и приходилось проглатывать и смиряться с тем, что не всегда справедливость торжествует. Я уже не тот наивный мальчишка. Но это не значит, что я перестал верить в то, во что верил с самого начала карьеры. Нельзя останавливаться на середине, если есть возможность дойти до конца. Как бы там ни было — девочки или мальчики, — эти несчастные дети имеют право на то, чтобы вернуть себе имена и лица и чтобы их семьи, наконец, узнали, что с ними случилось. Пусть и спустя столько лет.
Лицо Терча сейчас было мрачным и решительным, и он прямо смотрел на меня. И я увидела под маской легкомысленного болтливого повесы мужчину, наделенного твердым, даже жестким характером, неукоснительно следующего своим идеалам, каким бы испытаниям они ни подвергались в процессе жизни. Он ежедневно имел дело с мерзкими сторонами человеческой натуры, с ее самой грязной изнанкой, но это лишь закалило его, не извратив и не запачкав. И это вызывало мое искреннее уважение и желание помочь, чем могу.
— Так сегодняшняя пресс-конференция…
— Да, это попытка прикрыть мою горящую задницу. Ой, простите, госпожа Мерсье! — засмеялся Матиас.
— Юлали. Думаю, вы можете называть меня Юлали.
— Спасибо. Я это ценю. К тому же не знаю, как вам это объяснить, но я чувствую в этом деле нечто важное. Словно под тонким верхним слоем кроется гигантская куча дерьма. Вот черт, опять я! Простите, Юлали. Я просто пытаюсь сказать, что чувствую, что все не так просто. Как старый охотничий пес, чую присутствие здоровенной и, возможно, опасной дичи, и то, что ее нельзя увидеть пока глазами, совершенно неважно.
— Скажите, Лионели хоть в курсе, или его вы тоже втемную использовали?
Матиас хитро улыбнулся и покачал головой.
— Франко инфаркт хватит, когда он узнает, — засмеялась я в ответ.
— Надеюсь, он не узнает. Теперь, когда сообщения о вновь открывшихся обстоятельствах дела и вашем в нем участии стали новостью номер один, мое начальство не рискнет пойти на попятную. Вот посмотрите, уже завтра они будут распинаться перед камерами и говорить, что обратиться в ваш институт было целиком и полностью их инициативой. Что, впрочем, никак не спасет одного конкретного офицера полиции от того, что меня нагнут и поимеют по полной… Черт! Прошу прощения за мой язык… Юлали.
— Перестаньте постоянно извиняться, Терч. Меня это раздражает. Говорите, как считаете нужным, я не чувствительная барышня XVIII века, готовая хлопнуться в обморок при слове «задница».
— Матиас.
— Что, простите?
— Справедливо, если вы будете звать меня Матиасом и на «ты».
— Договорились.
Принесли нашу еду, и какое-то время мы просто молча ели, размышляя каждый о своем. Добравшись до десерта, я решила все же продолжить разговор.
— Знаете, Матиас, я только хотела вам сказать, чтобы вы многого не ожидали от моих исследований. Судя по тому, что я увидела и уже озвучила вам, дети, скорее всего, из неблагополучных семей. Так что не факт, что их даже искали. А учитывая, что прошло столько лет и их близкие вполне могли быть наркоманами или алкоголиками, то, возможно, их и в живых-то уже нет. К тому же я нашла на останках первого мальчика следы старых заживших травм, не упоминая уже о тех, что он получил незадолго перед смертью. Так что, думаю, его жизнь не была хорошей и до того, как он попал в лапы этому ублюдку. И это опять же говорит о том, что его судьба вряд ли взволнует его родных.
Не знаю почему, у меня все так больно сжалось при мыслях об этом несчастном безвестном мальчике, как и других таких. Я знала, каково это — когда весь мир вокруг только и ждет возможности сначала поиметь, а потом и сожрать тебя. Только, в отличие от этих мальчишек, я, столкнувшись с подобным, имела достаточно силы для сопротивления и не доверяла людям. А они были слабыми и наверняка желали довериться хоть кому-то. И это их убило. И рядом не оказалось взрослых, чьей святой обязанностью было защитить и спасти этих детей.
— Пусть так, Юлали, — сказал Матиас. — Тогда они тем более заслужили, чтобы все вокруг узнали, как они жили и почему умерли. Возможно, это заставит задуматься других и изменить свою жизнь и отношение к себе и своим детям, чтобы с ними не случилось подобного.
— Но ведь сколько ни борись, эти ужасные вещи все равно будут случаться, — тяжело вздохнула я.
— Будут. Не спорю. Но это не значит, что нужно хоть когда-то перестать с ними бороться.
Мы вышли из ресторана и неспешно шли по улице.
— Юлали, раз мы уже на «ты», то могу я задать личный вопрос? — Прежний Матиас вернулся и теперь косился на меня лукавым взглядом.
— Если считаете, что их на сегодня было еще недостаточно, то валяйте, — сыто позволила я. — Могу поспорить, что он тот же, что и у той журналистки.
— Ну, скажем так, я точно знаю, что Северин Монтойя вам не брат.
Я тяжело вздохнула.
— Не брат.
— А кто?
— Это сложно. Давайте допустим, что просто знакомый.
— Нет, — покачал головой Матиас. — Он смотрел на вас так, как только мужчина смотрит на свою женщину.
— Что вы имеете в виду? — Не то чтобы я хотела знать, просто поддерживала разговор.
— Я имею в виду, что он не просто безумно желает обладать вами, но и готов драться и убить любого, кто посягнет на вас. Я мужчина и всегда увижу этот дикий огонь в глазах другого мужика. Это все равно, как если бы он орал: «Отвали от моего, или уничтожу!» И это тем более странно, если учитывать, что у вас есть, как я понял, постоянные отношения с совершенно другим человеком.
— Послушайте, Матиас, а давайте вы уже прямо спросите, не спала ли я с Монтойей, а я так же прямо скажу вам, что это вас никоим образом не касается, и мы закроем тему. — Я опять разозлилась не на шутку. — Или вы думаете, раз уж я изменяю своему парню с Монтойей, то вскоре, когда он свалит из города, я буду совсем не прочь переключиться на вас? Ну да, а почему бы и нет! Вы ведь так же, как и этот засранец Северин, уверены в своей охренительной неотразимости для любой женщины!