— Но пара ведь одна-единственная. Был ли смысл в этих движняках? — фыркнул я.
— Тут ты прав, сынок. Но не забывай, что до того, как мы обретаем пару, ничто не мешает нам иметь детей от других партнеров. Странности нашей физиологии.
Да, в этом мама права.
— Хочешь сказать, мой дед весьма приветствовал рождение детей вне пары? Вот уж не знал.
— Мой отец был немного одержим идеей повысить численность наших соплеменников до максимального количества. И если для этого нужно было, чтобы рождалось как можно больше детей — в парах или нет, — то да, он это считал правильным. Он отдавал себе отчет, что молодежь, оказавшись временно на чужой территории, может немного «пошалить». И если от этих «шалостей» должны были родиться дети с более сильной кровью, то это в его глазах все оправдывало.
— Хм. А дедуля был… чудак.
— Ну, все мы не без недостатков, сынок.
Не знаю уж, зачем оказалось нужно матушке-природе так извратиться над нашей системой размножения, но, видно, была у нее какая-то задумка. Вот была бы тут моя Лали, она бы наверняка растолковала нам своим заумным языком, отчего и почему. Неожиданно все внутри тоскливо потянулось к моей жене. Невыносимо быть без нее, пусть она злится на меня, пусть не принимает, пусть косячу на каждом шагу. Но перенести расстояние между нами я просто не могу.
— К чему ты ведешь, мам? — Я заерзал на месте, желая, если честно, помчаться к Лали и попробовать все заново.
— Я к тому, что в одной из таких ознакомительных поездок мы посетили большую стаю в Луизиане. Альфой в стае был Филип Мерсье. В принципе, не самый плохой мужик, но очень уж зацикленный на соблюдении старых обычаев и в штыки воспринимавший все новое, в том числе и затею моего отца. — Я сглотнул, превращаясь в слух. — А еще у него был сын и наследник его положения в стае — Калеб. Вот уж где редкостный ублюдок, Господи, прости меня! С первой минуты общения у меня от него просто мурашки по коже были. Дальше хуже. Он нагло приставал к каждой девушке, пользуясь своим положением сына Альфы. Только то, что с нами были и парни из нашей стаи, не позволило ему зайти дальше разговоров и зажиманий. Несмотря на его молодость, я почти никогда за то время, что мы были там, не видела его трезвым. Но самым ужасным стало секретное откровение одного из местных парней. Калеб был связан еще до момента нашего приезда. Он связался с одной местной девушкой, почти подростком еще за год до этого. И при этом, ни от кого не скрываясь, гулял направо и налево.
— Хм. И что же, его пара это спокойно терпела?
— Я видела ее всего раз, Северин. На меня она произвела впечатление жутко подавленной и покорной, буквально раздавленной. Думаю, Калеб сломал ее полностью. Даже за то короткое время, что мне случилось с ним общаться, я поняла, что Калеб просто рафинированный подонок и мерзавец, которому нравится унижать и подавлять любого, кто слабее его. У него, по-моему, вообще не было понятия о милосердии, уважении или сочувствии. Только потакание своей развращенной натуре и безмерная жестокость. Так что, если Юлали родом из этой стаи, я не думаю, что ее детство было наполнено радостью и весельем. А в том, что она оттуда, я почти не сомневаюсь. Уж слишком много внешнего сходства с Калебом я в ней заметила. Она его ребенок, однозначно.
Мое горло сжалось в смутной догадке, но я одернул себя. Нельзя делать поспешных выводов. Черт возьми, каким бы этот Калеб Мерсье ни был злобным ублюдком, если Юлали и правда его дочь, разве мог он причинить ей боль? Это же ребенок, плоть от плоти, разве может отец желать ему зла?
— Мам, спасибо за этот рассказ, но скажи прямо, что ты пытаешься мне сказать?
— Северин, сынок, не знаю, ощутил ли ты в твоей паре нечто… болезненное. Как бы сказать… Она словно носит на себе незаживающую рану. Прячет ее ото всех глубоко внутри.
Да, ощутил. Только вот рассмотрел это поздновато и успел напортачить.
— Ты это поняла, перекинувшись с ней парой фраз?
— Не язви, дорогой. Женщины в этом смысле способны видеть и чувствовать больше и тоньше мужчин. К тому же эмоции мешают тебе многое рассмотреть.
— Если так, то что мне делать?
— Идти вперед так осторожно, как ты только можешь, сынок Юлали не та, на кого можно давить и форсировать события. Знаю, твоя сущность Альфы требует от тебя двигаться напролом, опрокидывая противника, и добиваться победы любой ценой. Стремление к победе, несмотря ни на что, есть основа натуры Альфы. Только тебе следует помнить, что твоя женщина — не противник тебе. И то, что между вами, это не борьба, не соревнование. Вы должны стать единым организмом. А насилием этого не добиться никогда.
Благодарю, мама, что напомнила, но я, кажись, уже совершил все ошибки, какие только мог.
— Спасибо, мам. Я постараюсь обдумать все, что ты мне сказала, и действовать соответственно.
Попрощавшись с матерью, я стал колесить по городу. Меня со страшной силой тянуло к Юлали, но мы явно оба не готовы поговорить. Я уже сделал свой неверный ход и теперь не знал, как это исправить. Юлали не та, к кому можно просто прийти и сказать: «Прости, я повел себя как мудак и, вспылив, перегнул со своими гребаными санкциями». Тем более в глубине души я не считал мое желание оградить ее от любой опасности чрезмерной заботой. Но сейчас вопрос не в том, что я считаю, а в том, как это выглядит с точки зрения Юлали. Мне сложно понять, как мое защитное поведение видится с позиции моей жены. Вполне возможно, пережив насилие и давление ранее, она воспринимает мою попытку защитить ее от всего как агрессию.
Черрррт возьми, жена моя! Ты не собираешься делать мою жизнь проще! Как же мне быть с тобой, горько-сладкая ты моя Юлали?
Юлали Мерсье
Северин вылетел за двери, словно за ним черти гнались, а я осталась лежать на постели, как он меня и оставил. Голая, распластанная, трясущаяся от гнева и жестокой обиды. Последние сутки я чувствовала себя как в измененном пространстве. Все мои чувства онемели, как будто получили огромную дозу обезболивающего. Словно у всех моих эмоций кончилось топливо или сдохла батарейка. Все, что осталось, — бесконечная, непреходящая горечь. Но сейчас, лежа в этой постели, я ощутила, как ко мне волной цунами возвращается такая знакомая злость. На Северина, на все эти гребаные обстоятельства, но больше всего на себя. Дура безмозглая, идиотка! Разве я не знала с самого начала, что нельзя доверять никому, а Монтойе в первую очередь? Так нет же, размякла, бесхребетное ничтожество, повисла на нем в поисках тепла и поддержки. Позволила вытрахать себе мозги, лишить способности адекватно мыслить.
Ну что же, так мне и надо! Как там сказал мой суженый? «Хватит играть в гребаную независимость!» А Монтойе честь и хвала, сумел-таки добраться до меня, довел свою роль почти до триумфального завершения! Браво, муж мой! А тебе, Юлали, очередной урок вот так доверчивые кретинки расплачиваются за собственную глупость! Болью! Так что наслаждайся плодами своего идиотизма. Самое противное, что я не могла врать себе. Даже если я прямо сейчас найду способ уйти от Монтойи, создам между нами физическое расстояние, мне уже никуда не деться от того, как глубоко внутрь он успел забраться. Как бы я ни отгораживалась, ощущение того, как каждым своим прикосновением он погружался в мою плоть, словно в мягкое масло, и добирался до самого сердца, забыть невозможно. Как и то, что некая глубинная часть, та Юлали, которую я прятала и берегла от всех из-за ее уязвимости, жалобно просила еще совсем недавно поверить, пустить Северина еще ближе, позволить себе начать нуждаться в нем! Что же ты сейчас заткнулась и скукожилась в сопливых рыданиях в уголке? Ну что, нравится тебе такая близость? Стоил тот короткий момент призрачного тепла нынешней боли? А ведь знала, что именно так и будет. Все время знала, что чудес не бывает. Альфа есть Альфа. Он добьется поставленной цели любой ценой. Жажда победы у них вместо крови, совести и остальных чувств. По большому счету так и должно быть. Каждый, кто наделен геном властности просто по факту рождения, наверное, должен быть способен дойти до победного конца, невзирая на чувства окружающих. Целеустремленность, доведенная до совершенства на самом глубоком, генетическом уровне. Это хорошо и правильно для выживания Изменяющихся в целом. Природа не обязана считаться с теми, кого сминают в борьбе за процветание вида в целом. Так, чисто сопутствующий ущерб.