Внизу собаки Фредерики радостно бросились ей навстречу. Две служанки, проходя мимо с чистыми полотенцами и простынями, мило чему-то улыбались. Они были маленькими, с загорелыми лицами и лоснящимися черными волосами, каскадом спускающимися по спине. Явно находясь под каким-то сильным впечатлением, они без умолку трещали в тот момент, когда проходили мимо нее. Уэйни уже завтракала в столовой за длинным узким обеденным столом, который был сервирован хлебом, ветчиной и фруктами.
— Доброе утро, Селестрия, — живо сказала она. — Не помню, чтобы я где-нибудь еще так хорошо спала. Эта кровать не идет ни в какое сравнение со старой развалиной, которую мой Алфи купил, когда мы переехали на Анслем-роуд. Он получил ее от компании Питера Даффа, которая владела в Харрогейте складом со множеством бог знает какого хлама, в обмен на слесарные работы. Алфи никогда ни за что не платил, если мог получить вещь за оказанную им услугу, даже за мое кольцо. — Она взглянула на нее и улыбнулась. — Для меня это обстоятельство не имеет значения, ведь главное, какой смысл человек вкладывает в подарок. — Селестрия прошла мимо буфета, пожирая глазами гранаты и фиги, которыми доверху были наполнены деревянные чаши.
— Мне здесь очень нравится, Уэйни, — многозначительно сказала она, пробуя гранат.
Уэйни улыбнулась.
— А знаешь, я тоже не ожидала, что мне понравится это место. И не могла признаться в этом, так как очень нервничала. Здесь есть что-то волшебное. — Она понизила голос, подозрительно озираясь по сторонам и наклонившись вперед. — Ты слышишь запах лилий? Но я не видела ни одной с тех пор, как мы приехали. Это так удивительно! — Она выпрямилась и снова заговорила обычным голосом. — Я не могу найти объяснения тому, что начинаю чувствовать себя намного моложе. А колокола? Разве их звон не прекрасен? Они бьют совсем не так, как в Англии. Мне следовало бы спать как убитой, но я проснулась от какого-то внутреннего волнения. Что-то необыкновенное должно произойти, я это чувствую.
— Случайно не птица натолкнула тебя на эту мысль? — поддразнила ее Селестрия, присаживаясь.
— Зачем ты смеешься надо мной? Это не делает тебе чести, от твоих насмешек старая Уэйни может совсем рассыпаться.
Обе повернулись, когда в комнату большими шагами вошел высокий седовласый человек в сопровождении более юного спутника, который улыбался во весь рот.
— Добро пожаловать, — произнес пожилой мужчина. — Меня зовут Гайтано. Я муж Фредди. — Как и его жена, он говорил на очень хорошем английском, разве что с более заметным акцентом.
Селестрия протянула руку, которую он взял в свою, и снова поклонился, почти поднеся ее к губам. Его маленькие карие глаза тепло смотрели из-под красивых очков в серебряной оправе. Сердце девушки защемило от тоски — ведь единственным человеком, который когда-либо приветствовал ее подобным образом, был отец. На нее внезапно обрушился целый град воспоминаний о том, как Монти в тот день уходил в море на своей лодке с Гарри и ее двоюродными братьями. Тогда-то он и поцеловал ей руку. Она все еще помнила нежный блеск в его глазах, когда он предлагал ей прокатиться в лодке. Усилием воли девушка выбросила из головы печальный образ и сосредоточилась на Гайтано. У него было благородное лицо, прямой римский нос, точеная челюсть и хорошо развитые скулы, и он все еще был невероятно красив.
— А это Луиджи, самый искусный повар в Апулии. Луиджи ни слова не говорит по-английски, — добавил он, дружески похлопав молодого человека по спине. — Но еда — это средство общения, понятное каждому человеку на земле, разве не так?
— Абсолютно верно! — закивала Селестрия, уже испытывая к Гайтано искреннюю симпатию. — А это миссис Уэйнбридж, — добавила она. — Никто из нас двоих не знает итальянского, но нам обеим очень нравится то, что мы здесь едим!
Гайтано поклонился, но миссис Уэйнбридж не рискнула протянуть ему руку, так как слишком нервничала. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Вместо этого Уэйни зажала руку между колен и не выпускала до тех пор, пока опасность не миновала.
— А, миссис Халифакс, — сказал Гайтано при виде пухленькой пожилой женщины, входящей в столовую. Она опиралась на палочку с висящими на ней крошечными колокольчиками, издающими приятный мелодичный звук. У нее было жизнерадостное округлое лицо, испещренное морщинками как радости, так и печали, а ее розовато-персиковая кожа несла на себе следы яркой, активно прожитой жизни во всем ее многообразии. Селестрия вспомнила, как Фредерика что-то упоминала о туфлях своей гостьи, и, скользнув глазами по ее помятому бархатному халату, остановила взгляд на ногах женщины. Она удовлетворила любопытство, увидев, что на них были аккуратные зеленые бархатные тапочки, украшенные спереди пушистыми золотистыми шариками.
— Доброе утро, молодой человек, — обратилась женщина к Гайтано низким прокуренным голосом. — Слава богу, что нас прибавилось. Это просто замечательно. А вы, наверное, американка? — Селестрия очень удивилась, вопрошая себя, как старой женщине удалось догадаться об этом, едва взглянув на нее. Но миссис Халифакс тут же объяснила: — Я слышала, как вы разговаривали за дверями моей комнаты прошлой ночью.
— А, — произнесла Селестрия. — Ну, моя мать американка, а отец… Он был англичанином.
Миссис Халифакс, заметив внезапное изменение настроения девушки, тактично сменила тему разговора и продолжила:
— Как же все-таки замечательно находиться в компании земляков!
— А это миссис Уэйнбридж, — добавила Селестрия.
— Рада с вами познакомиться, — сказала миссис Уэйнбридж, затем, поставив чашку на стол и убрав наконец свою правую руку с колен, осторожно подала ее миссис Халифакс.
— Да вы, должно быть, из Йоркшира, — произнесла миссис Халифакс, прислонив палочку к столу и присаживаясь на стул, который Гайтано выдвинул для нее. — Я прекрасно провела время на севере, в местечке неподалеку от города Скиптон. А вы случайно не знаете Скиптон? Он славится великолепным старинным замком. Семья Фатторини — мои хорошие друзья, вы слышали о них? — Миссис Уэйнбридж кивнула. Она слышала о знаменитом замке, но никогда там не была, а что касается семейства Фатторини, то даже в мыслях не допускала с ними познакомиться.
— Эти люди — соль земли, — продолжала миссис Халифакс. — Они высказывают свою точку зрения без обиняков, с большим юмором и сердечностью. — Она замотала головой, и от этого пучок пурпурных перьев, которыми она украсила волосы, вздрогнул, как в танце. — Я бы не отказалась от чашечки кофе, Луиджи, — произнесла она. — И одного яйца. Тебя ведь не затруднит сварить мне яйцо? Четырех с половиной минут будет вполне достаточно, и еще тостик, слегка подрумяненный, но не подгоревший. Это ужасно, когда они подгорают, вы согласны?
Луиджи как никто другой понял ее просьбу, потому что она заказывала это каждое утро на протяжении последнего месяца, и отправился на кухню, оставив Гайтано с компанией женщин.
— Если вам что-то вдруг понадобится, то Луиджи будет рад и счастлив угодить, а Нуззо доставит вас куда пожелаете. — И хотя его речь была адресована Селестрии, миссис Уэйнбридж вся зарделась при упоминании имени последнего. — Он может быть вашим личным гидом.