— Он уехал жить в Америку. Его мать полюбила американца и переехала с ним в США на постоянное место жительства. Я ее не виню. Он был красавчиком, каких я редко встречала в жизни. После этого замок стал притягивать меня все меньше. Без Миши, так звали мальчугана, это место казалось холодным, пустым и безрадостным. Я туда никогда не возвращалась. Но я всегда вспоминаю о нем. В моем сердце есть место, где живет этот мальчишка вместе с покойными сыном и мужем.
— Оно, должно быть, наполнено печалью, — произнесла Селестрия.
— Печалью? Нет, моя дорогая, это наисчастливейший уголок, заполненный воспоминаниями о людях, которых я когда-то любила. Со временем ты и сама узнаешь, что любовь порой многолика. Удивительно, но она приходит нежданно-негаданно и иногда так молниеносно захватывает тебя целиком, что ты с трудом веришь в случившееся. В мире нет ничего более важного, чем любовь. Это единственная вещь, которая останется с тобой после смерти. — Миссис Халифакс устремила взор в даль моря, и задумчивая улыбка, освещенная солнечными лучиками, сделала прекрасным ее лицо.
— Как же здесь тихо! — через минуту произнесла Селестрия.
— Тебе понадобится некоторое время, пока ты отвыкнешь от сумасшедшего шумного Лондона.
— Но я люблю Лондон, — живо сказала она.
— Я тоже его люблю, но в малых количествах! Ты хочешь что-нибудь нарисовать?
— О, не думаю, чтобы у меня это хорошо получилось.
— Почему бы тебе все-таки не попробовать? Загляни в мою сумку, там лежит небольшой альбом. Хватай угольный карандаш и принимайся за работу, и тебе вовсе не обязательно показывать свой рисунок кому бы то ни было, если не хочется.
До приезда дедушки Селестрия не знала, чем ей заняться, поэтому решила набросать портрет миссис Халифакс. Старая женщина с соломенной шляпой на голове сидела в тени иссохшего вечнозеленого дерева, чьи ветви с колючими неприветливыми листьями почти касались земли, и держала перед носом кисть, то и дело измеряя перспективу. Пока девушка рисовала, она развлекала миссис Халифакс, рассказывая ей истории о своей семье, случившиеся в Корнуолле. Дафни громко хохотала.
— О боже, какая ты смешная девчонка, — говорила она, вытирая глаза. — Твоя тетушка Пенелопа еще тот орешек.
— Она очень аппетитная, — сказала Селестрия, глядя, как Дафни смеется. — Как чаша с сочными красными сливами.
Зарисовка Селестрии никуда не годилась, но это было совсем не важно. Девушка вдруг почувствовала, что получает огромное удовольствие от безмятежного спокойствия дня, нежных звуков волн, разбивающихся о камни, и даже лая собаки, доносящегося откуда-то издалека. Ей также очень нравилось находиться в компании миссис Халифакс.
— Ты милое создание, Селестрия. Должно быть, в Англии не один поклонник сходит по тебе с ума.
Селестрия подумала об Эйдане.
— Вообще-то нет, — ответила девушка. И, решив, что нет смысла врать тому, кто почти ничего не знает о ее жизни, она прибавила: — Я согласилась выйти замуж за одного человека.
— Боже правый, но ведь ты же не собираешься сдержать свое обещание, не так ли?
Селестрия очень удивилась.
— А почему, собственно, я должна отказаться от него?
— Да потому что ты не влюблена. Ведь это же очевидно.
— Но он очень милый.
— Если слово «милый» — это единственное определение, которым ты можешь описать своего жениха, то на твоем месте я бы точно повременила идти с ним под венец. Тебе разве не запрещали произносить это прилагательное-паразит в школе? Мне — да. Милочка моя, если земля не ходит ходуном у тебя под ногами, это не любовь.
— Но, миссис Халифакс, земля ведь и не может ходить ходуном!
— Бог мой, да ты все еще рассуждаешь, как маленький ребенок! Однако у тебя в запасе полным-полно времени для открытия удивительнейших моментов жизни. Поверь мне, это обязательно случится. Она будет дрожать, трястись, вертеться, и вот тогда-то у тебя не останется и тени сомнения, что ты по уши влюблена. Кстати, зови меня просто Дафни.
В тот же вечер Селестрия, вернувшись в Конвенто, приняла ванну и стала наряжаться к ужину. Она размышляла над тем, правильно ли дедушка понял то, что она хотела сказать в телеграмме, и очень надеялась, что он таки принял решение приехать к ней.
Селестрия провела довольно много времени в своей комнате, втирая масло в тело и делая педикюр в своей любимой светло-розовой гамме, как вдруг услышала до боли знакомый голос, доносящийся со двора. Завернувшись в полотенце, она поспешила к окну и сквозь ставни увидела Хэмиша, разговаривающего со своим тестем. Сердце рванулось из груди. Молодой человек указывал на местность, лежащую ниже монастыря, а Гайтано задумчиво потирал подбородок. Оба говорили по-итальянски.
Одеваясь, Селестрия почувствовала, что все ее тело вдруг встрепенулось, словно от внезапного выброса адреналина в кровь. Открытая конфронтация с ним показалась ей наилучшим решением. Она была во всеоружии, негодование и защитный женский рефлекс давали ей уверенность в том, что при случае она сможет дать достойный отпор своему противнику. Девушка надела симпатичный белый сарафан, доходящий до середины икр и выгодно подчеркивающий ее стройную фигуру, а потом накинула бледно-голубой кардиган. Затем Селестрия нанесла духи на запястья и за ушами, и опять от нее повеяло ароматом колокольчиков. Она почти не сомневалась, что после недавнего поражения он обязательно придет сегодня вечером на ужин, хотя бы для того, чтобы иметь возможность оставить последнее слово за собой.
Поспешно спустившись вниз по каменным ступенькам, девушка выбежала во двор. Она бросила взгляд в сторону маленькой двери, за которой незадолго до этого исчезли Хэмиш и Гайтано, ожидая, что они вот-вот появятся снова. Затем наклонилась, чтобы похлопать по спине Примо, который спал, развалившись на одной из пурпурных диванных подушек, брошенных прямо тут, под монастырскими стенами, возле низенького столика с искусно сделанными и вышитыми куклами из Афганистана. Она оттягивала время, однако никто не появлялся. И когда наконец во дворе стемнело, она поняла, что ей не остается ничего другого, как пойти в столовую.
Миссис Халифакс уже что-то обсуждала с Уэйни и Фредерикой. Мужчин и здесь не было видно.
— Извините за опоздание, — произнесла Селестрия, садясь рядом с Фредерикой напротив двух других женщин.
— В Конвенто не существует такого понятия, как «опоздать», — сказала Фредерика. — Вы все наши гостьи, а потому можете приходить и уходить, когда заблагорассудится. Кроме того, Селестрия, ты пришла не последняя.
— Прекрасно выглядишь, — произнесла Уэйни, обращаясь к девушке. — Вы не находите, миссис Халифакс?
— О, как бы хотелось снова стать молодой, чтобы иметь возможность носить такие же симпатичные женственные вещицы! — произнесла пожилая женщина, взглянув на Селестрию. — Вместо этого я ношу эти дурацкие туфли. — Селестрия заметила, что на столе стоят еще два прибора, и она сразу догадалась, для кого именно они предназначены. Биение сердца участилось в предвкушении предстоящей стычки с угрюмым, но привлекательным шотландцем.