— Он оказался не так хитер, как бы ему того хотелось, не так ли? Я уже послала дедушке телеграмму. Вот уж он удивится! — Она цинично засмеялась. — Отец не слишком хорошо замаскировал свои следы.

— Вероятно, ему и в голову не могло прийти, что ты засомневаешься в нем.

— Я была уверена, что он просто не мог совершить самоубийство. Остальные же члены моей семьи смирились с этой мыслью. Но я нутром чуяла: что-то не так. Это было отнюдь на него не похоже. Подумай только, что он сделал с моей бедной мамой и Гарри! Они-то думают, что он мертв. Он разрушил их жизнь. Как бы повела себя мама, расскажи я ей, что у папы была другая жена? Это бы окончательно убило ее. Я теперь очень хочу, чтобы он все-таки покончил с собой. Смерть все же лучше, чем предательство. — Хэмиш молчал. Однако Селестрия чувствовала, что он весь напрягся. — Мне стыдно за него. Я думала, что в нем больше порядочности!

— Да, он недооценил тебя.

— И что же теперь? Я ведь не могу исколесить всю землю в поисках отца. Кроме того, ему вряд ли хочется, чтобы его нашли. Вероятно, отец уже уехал отсюда как можно дальше.

— Ты должна отпустить его. — Хэмиш поцеловал ее в висок.

— Но я даю голову на отсечение, что Армель не остановится.

— У нее ведь ничего не осталось. А у тебя семья и целая жизнь впереди.

Она твердо посмотрела на него.

— Ты меня любишь?

Хэмиш ответил не сразу, тщательно подбирая слова.

— Я лишь знаю, что мог бы тебя полюбить.

— А я люблю тебя. И, вероятно, влюбилась с первого взгляда.

— Даже несмотря на то, что я тогда на тебя накричал?

— Скорее всего, именно по этой причине. Ты был честным, и только теперь я поняла, что мне всегда не хватало в людях этого качества.

Он засмеялся.

— Оригинальный повод для того, чтобы влюбиться.

— Я увидела твою боль и захотела только одного — заставить ее уйти. — Она прильнула к Хэмишу и запечатлела нежный поцелуй на его губах. — Видишь ли, я всегда думала в первую очередь только о себе. Но теперь я могу с уверенностью сказать о своих чувствах, потому что я люблю тебя больше, чем себя.

— В Апулии ведь нет роскошных вечеринок.

— У меня их было столько, что, пожалуй, хватит на всю оставшуюся жизнь.

— У меня нет денег.

— Твое богатство — это твой талант.

— Но одним талантом не прокормишься.

— Почему бы и нет, надо только уметь выгодно его продать.

— У меня тяжелая ноша — мои страдания.

— Она станет легче, если мы понесем ее вместе.

Он замолчал, удерживая ее силой своего взгляда.

— Ты хоть понимаешь, на что соглашаешься?

— Давай не будем больше ни о чем говорить. Просто люби меня, Хэмиш. Это все, о чем я тебя прошу.

Она снова прижалась губами к его устам. Не в силах больше сопротивляться, он заключил девушку в объятия и стал страстно целовать, стирая воспоминания о трагедии, которая так долго жила в его сердце. Сейчас Хэмишу хотелось верить, что, отдавшись целиком новой любви, он наконец наполнит свою душу всем тем, что есть хорошего и радостного в жизни.

Солнце спряталось за горизонт, и море стало чернильно-черным. Хэмиш снял с Селестрии платье, обнажив прекрасное молодое тело, казавшееся белоснежным в отблесках луны, провел пальцами по нежной коже вокруг упругих сосков, словно созданных для любви и материнства. Он верил, что с этой женщиной могло быть связано его будущее, наполненное счастливыми детскими голосами и светом. Краем сознания Селестрия чувствовала, что он все еще раздвоен, но в то же время понимала, что Наталия ей не соперница, ибо никогда уже не сможет дать Хэмишу то счастье, которое подарит ему она — живая женщина. Девушка медленно расстегнула его рубашку и помогла снять через голову. Грудь Хэмиша была мускулистой и смуглой, покрытой темной растительностью, и контраст с ее собственным белым телом еще больше распалил ее жгучее желание. Дафни оказалась права. Рядом был любимый человек, и земля ходила ходуном, тряслась и вертелась вокруг своей оси. В эти минуты наслаждения Селестрия верила, что их уже ничто на свете не сможет разлучить и что Хэмиш выберет жизнь, а не смерть, на смену тьме придет свет, а прошлое наконец уступит место будущему. И все же где-то неподалеку была могила Наталии, там все еще горели две свечи, и только он сам мог их потушить.

Глава 30

Селестрия лежала в кровати с закрытыми глазами, слушая веселое чириканье птиц и редкий лай собак. Улыбнувшись воспоминаниям о вчерашней ночи, она блаженно потянулась. Они занимались любовью, и это было великолепно. Ее переполняла неудержимая радость. Хотелось закричать из окна, выплеснуть в мир свои эмоции: пусть каждый узнает, как она счастлива. Но тут же она вдруг почувствовала угрызения совести: ведь нельзя забывать, что отец оказался подлецом, предавшим всю их семью, и просто неприлично так ликовать, когда ее родные дома убиваются от горя. Однако любовь к Хэмишу вытеснила все остальные чувства.

Накинув свой бледно-голубой сарафан в горошек, она взглянула на фотографию Монти, которую оставила на столе среди коллекции рисованных глиняных фигур, принадлежащей Фредди. Он стоял на фоне сводов монастыря в своей фирменной панаме, съехавшей набекрень, и его улыбка показалась сейчас Селестрии фальшивой и вульгарной. Рука на секунду зависла над фотокарточкой, и на душе стало тяжело. Уж лучше бы человек, который сейчас смотрел на нее своими смеющимися глазами, оставался незнакомцем, кем-то, кого она встретила очень давно, но о котором практически ничего не знала. Нет, мужчина с фотографии не был ее любимым отцом, который брал ребят в море на своей маленькой лодке, чтобы поиграть с ними в пиратов, рисовал стрелки на песке, подсказывая им, где якобы находятся сокровища, и при появлении которого от мигрени ее матери не оставалось и следа. Нет, ее горячо любимый папа умер в тот злосчастный день в Корнуолле. И в этом она была уверена сейчас на все сто процентов. И пусть родные оплакивают его, потому что он уже никогда не вернется. С этой мыслью она положила снимок в карман и покинула комнату.

Очутившись в коридоре, Селестрия неожиданно увидела Дафни, выходящую из своей комнаты. На ней было длинное пурпурно-бирюзовое платье и чрезвычайно странные на вид туфли, фиолетового цвета и с золотыми перьями на носочках.

— Доброе утро, моя милочка, — сказала та, тепло улыбаясь. — Ты сегодня прелестно выглядишь. Ты прямо вся сияешь.

— Спасибо! Это потому, что я счастлива.

— И на то есть особая причина?

— О Дафни, можно мне войти на минутку в вашу комнату? — спросила Селестрия, сгорая от желания поделиться своими чувствами.

— Ну конечно. Хотя я уже, наверное, догадалась.

Селестрия вошла за ней и плюхнулась на кровать.

— Я влюбилась! — восторженно произнесла она. — Земля действительно заходила ходуном у меня под ногами. Именно так, как вы и сказали!