Юи улыбнулась, от нее остался прозрачный, уже почти невидимый силуэт.
— Юэту! — позвала она из последних сил и окончательно растворилась.
Илья глянул на все еще раскрытую ладонь, она была пуста. Он поднял глаза в небо. Ему показалось, что от еле различимого наклоненного лунного серпика оторвался комок серебристого пуха и стремительно полетел вниз.
В рюкзаке началось какое-то шевеление, и высунулся любопытный нос солонгоя. Он принюхивался, но выбираться не спешил. Илья погладил зверька между ушами, словно успокаивая. В этот момент комок пуха упал перед парнем в траву и замер. На зайца он похож не был. Пушистое существо, покрытое густым серебрящимся мехом, из которого сверкали антрацитово-черные глаза-бусинки, скорее напоминало колобка. Ни ушей, ни лапок Илья не видел.
— Привет, — растерянно сказал он и наклонился, чтобы погладить лунного зайца.
Солонгой зашевелил носом, фыркнул и забрался обратно в рюкзак.
Юэту глянул остро в глаза Ильи и покатился по траве вниз по склону. На неровностях он подпрыгивал и уносился по воздуху так далеко вперед, словно это были не кочки, а трамплины. Илья бросился за ним, боясь потерять из виду такого шустрого проводника.
Из файла Ильи:
«Красно-черная Тара — борющаяся с демонами. Она, победоносная над тремя мирами, защищает от вреда, наносимого духами, лишая их рассудка.
Красный слог “АХ” в горле Тары — сущность ее священной речи. Из него исходят лучи красного нектара, они прикасаются к нашему горлу, мгновенно очищая нас от всех негативных карм, созданных речью на протяжении тысяч жизней».
Я приду к тебе как наитие,
Буду ключ златой для раскрытия,
Чтоб душа душе, о Жемчужина,
Вся была сполна обнаружена.
Константин Бальмонт
Они влетели в такой густой туман, что Илья не видел собственных пальцев вытянутой руки. Но Юэту и не подумал сбавить скорость. Он несся впереди парня сияющим шариком, и Илье приходилось бежать за ним, не разбирая дороги. И странно: его ноги словно приобрели свое зрение и не ступали в ямы, не запинались о корни, не цеплялись за извилистые коряги. Илье даже пришло на ум сравнение со «зрячими» ступнями богини Тары, и он невольно начал улыбаться. Он ощущал себя крайне неоднозначно: почти задыхался от бега, сердце колотилось, в душе притаился страх перед неведомым, и в то же время Илья четко слышал звуки жизни лощины — переливчатое журчание ручьев, треск ломающегося старого бамбука, пересвисты птиц, чавканье болота. Запахи тоже его преследовали. Вот его обоняния коснулся терпкий сладковатый аромат какого-то цветка, вот завоняло падалью, откуда-то сбоку понесло свежестью мяты, и тут же пахнуло такой мерзостью, что Илья чуть не задохнулся. Он понимал, что проглоченная слеза Лии что-то изменила в его теле, оно приобрело обостренную чувствительность всех органов. Наверно, поэтому он услышал беседу Хенга и Ксении, еще даже не видя их. Не говоря уже о чудесной телепортации прямо в лощину. Но Илья не знал своих новых способностей, поэтому тщательно отслеживал все возникающие реакции, успевал наблюдать за окружающим и не выпускать из виду серебристый шар скачущего лунного зайца. Но пока ничего не происходило, они по-прежнему находились в плотном сероватом тумане, сквозь который было невозможно разглядеть местность.
«Пути не видно, — размышлял Илья. — Но заяц даже не останавливается, будто знает, куда бежать. А может, я могу обострять зрение? Надо попробовать!»
И он сосредоточился на внутренних ощущениях и попытался представить, что молоко тумана рассеивается.
И вот боковым зрением справа он увидел, что бежит практически по берегу длинного озера с болотистыми берегами; за водой поднимались горы, поросшие лесом. Слева от Ильи возвышался бамбук, и он выглядел аномально толстым и высоким. Это были настоящие заросли. Часть бамбуковых стеблей будто сломал ураган, и их верхушки упирались в землю. Очень много было гниющих растений, и, как только Илья их «увидел», как мгновенно почувствовал источаемую ими мерзкую вонь. Но он представил, как надевает противогаз, и тут же с радостью ощутил, что в легкие идет чистый воздух. Впереди туман тоже будто рассеялся, хотя парень понимал, что такой эффект дает его острое внутреннее зрение. Он с изумлением понял, что лунный заяц реально расчищает ему путь. От полета его шарообразного тела оставалась настоящая просека, бамбук так и падал в разные стороны.
«Да мы в два счета найдем Лию! — с восторгом подумал Илья. — С таким-то проводником!»
— «Лотос лежит, расправляя в воде лепестки. Лотос увял от тяжелой и черной тоски. Капельки слез застывают жемчужной росой, Лик проступает в лице неземной красотой…» — услышал Илья и остановился.
Но Юэту продолжал движение, словно не слышал жалобной песни, раздающейся со стороны озера. Илья помнил эти стихи. Когда Лия находилась в виде жемчужины в бассейне Хенга, то именно эти грустные строки он услышал и жутко испугался, что девушка умирает. Испугался он и сейчас и, не обращая внимания на удаляющегося лунного зайца, свернул к озеру. Он максимально приблизился к воде и вытянул шею, вглядываясь в топкий берег и расстилающуюся серую гладь. Камыши торчали по краю и мешали увидеть то, что находилось за ними. Илья снова сосредоточился, пытаясь смотреть сквозь растения.
— «…Смерти объятья покойно и мягко нежны, сны, как свидания, скоро не будут нужны…» — горестно прошептал затихающий голосок.
Заслон из камыша исчез, и парень увидел вырастающий из воды огромный лотос. Его пепельно-серые лепестки были плотно сжаты, песня-жалоба лилась словно бы изнутри цветка.
— Лия! — вскрикнул Илья и шагнул к воде.
Солонгой выбрался из рюкзака и сел на плече парня, вытянув мордочку и принюхиваясь. В его глазах мелькнул ужас, он стремительно соскочил на ближайший склоненный бамбуковый стебель, с него перепрыгнул на кочку и выбрался на сухое место. Зверек мгновенно обратился в парня и громко позвал Илью. Но тот был уже по пояс в воде и пытался дотянуться до серого лотоса.
— Вернись! — закричал Вей. — Это ловушка! Включи свои новые способности, и все поймешь!
Но Илья не прореагировал. Он дотронулся до бутона. Лотос странно почернел и раскрылся. Его лепестки утончились и изогнулись, превращаясь в тонкие лапы. Вместо цветка оказался огромный паук, жуткое косматое чудовище. Он помчался вокруг обмершего парня, наматывая на него серую паутину.
— Это дзёро-кумо! — сообщил Вей. — Уноси ноги!
Илья начал сдирать с себя липкую паутину, но оборотень ускорил бег.
— Кулон! — заорал Вей.
Илья, уворачиваясь от падающей на него вязкой сети-ловушки, вынул череп с розовой жемчужиной и поднял его. Глазницы засияли, лучи полились из них и пробили брешь в паутине. Дзёро-кумо остановился. Илья увидел его восемь горящих красных глаз, разинутую пасть и ощутил разрастающуюся внутри ярость. Одним махом он сорвал с себя паутинные путы и вылетел из воды вверх. Он завис над пауком и, зажмурившись и собрав всю свою злобу в кулак, упал камнем на оборотня, стараясь ударить его прямо в темя. Но дзёро-кумо исчез, а Илья с размаху шлепнулся в воду и ушел на самое дно. Непонятно откуда возникший ужас вызвал из памяти картину, как он утонул в бассейне, когда Даолао поразил его молнией. Это его парализовало, он начал глотать воду… И тут сильные руки подхватили Илью и вытащили на берег. Он откашлялся и сел. Вей склонился над ним.