Кое-как взгромоздившись на верхотуру, Фёдор задвинул за собой дверь и попытался устроиться поудобнее. Под ним затрещало.
«Э! — подумал Сивцов. — А перекрытия-то здесь совсем слабые, не провалиться бы! Денег он, что ли, на шкаф пожалел?»
Он взял в одну руку нож, а другой поставил на колени композиторский бюст (каждое движение сопровождалось громким треском) и стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Через две минуты ударил взрыв и по стенам замолотили обломки чего-то тяжёлого.
«Взорвали всё-таки бильярд, — закручинился на антресолях Фёдор. — Не пожалели красоты!»
Почти одновременно раздался грохот множества тяжёлых ботинок и страшные крики: «Всем лежать!!», «На пол, суки!!» и даже «Лапы в гору!»
«Интересно, с кем это они разговаривают? — искренне удивился Сивцов. — Ведь я здесь!»
В это время кто-то упал, видимо, поскользнувшись на разбросанных плакатах, а может быть, запутавшись в красивом голубом тюле, и громко заматерился. Крики постепенно стихали, ботинки дробно простучали по всем комнатам, в том числе и по той, где сидел Фёдор, и снова вернулись в прихожую.
— Командир, никого нет, — доложил кто-то.
— Спрятался где-то, гад, — сказал смутно знакомый сидящему в засаде Сивцову голос. — Перетрухал, видимо, в последний момент. Ничего, найдём… Только аккуратнее, ребята, шкафы, кровати, шторы — ну да вы сами знаете. Я ему покажу «товарища жену»…
Сивцов обмер. Он узнал своего телефонного собеседника.
— Командир, тут труп в ванной, — сообщил другой голос.
— Точно мёртвый? — спросил телефонный майор Сомов.
— Мертвее не бывает.
— Н-да, он мне говорил, что Папанов не может подойти, потому что он в ванной, — задумчиво проговорил майор, как бы вспоминая тот необычный разговор. — Шутничок, блин! Ладно, ничего там не трогай, оставь сыщикам, а сейчас все — быстро! — искать его!
В голосе майора Сомова было столько власти и бесконечной уверенности в своей правоте, что Фёдор понял — найдут. Он сидел в своём убежище по-турецки, скрючившись в три погибели, и боялся.
Дверь, за которой располагалась «засада», поехала в сторону примерно через полминуты и открылась до самого конца, обнажив посторонним взорам всё содержимое шкафа. Внизу Фёдор увидел обтянутые камуфляжем плечи и сферическую поверхность шлема. Майор, а это был именно он, опять верно вышел на цель. Он стоял по всем правилам военной науки — чуть в стороне, с автоматом наизготовку, напружинив ноги, и всматривался куда-то в глубины гардероба, шевеля висящую там одежду стволом своего оружия. Ещё один боец с автоматом, находившийся в комнате, смотрел совсем в другую сторону — контролировал большое кресло, за которым можно было бы спрятаться, и портьеры.
— Здравствуйте, — неожиданно даже для себя сказал Фёдор сверху.
Плечи майора как-то странно дёрнулись, а его голова медленно, как в рапиде, стала подниматься лицом кверху. Второй боец от неожиданности подпрыгнул и развернулся почти на 180 градусов, но, похоже, так и не запеленговал источник голоса. И здесь, в самый неподходящий момент, под Сивцовым треснуло сильнее обычного и он почувствовал, что проваливается. В панике он разжал руки, и увесистый бюст неизвестного композитора, а может быть, поэта, отправился в свой последний полёт.
Второй боец наконец сориентировался по треску и, не долго думая, послал в сидящего в засаде короткую очередь из автомата.
Туп-туп-туп! — ударили пули в заднюю стенку шкафа, не причинив Сивцову никакого вреда, потому что тот уже успел ловко куда-то провалиться.
Двигаясь вниз сквозь мягкое, Фёдор вспоминал серьёзное и задумчивое лицо европейки с плаката. Она как бы говорила ему: «Что же вы такое делаете, Фёдор? Ну куда вы опять падаете?» Сивцов хотел ей что-то ответить, но тут и в самом деле упал и потерял сознание.
Европейка грустно вздохнула и исчезла.
Фёдор очнулся от того, что его не очень вежливо тащили за ноги. Голова болела и билась по пути обо все встречные твёрдые предметы. Тащили его, похоже, из того самого шкафа-купе, в который он имел неосторожность провалиться прямо в середине разговора.
Первое время Сивцов раздумывал, стоит ли ему поздороваться с гостями ещё раз, но решил пока обождать и притвориться убитым, дабы выиграть время. Его выволокли на середину комнаты, довольно грубо обыскали, при этом он услышал удивлённое: «Чисто…» Затем Фёдора не менее бесцеремонно перевернули на живот и, заведя руки за спину, ловко сковали их наручниками. После этой не очень приятной процедуры о Сивцове временно забыли и Фёдор понял, что в комнате есть и другие раненые.
— Командир, слышишь меня, командир?! — хрипло надрывался кто-то совсем рядом с Фёдором. — Да снимите же с него «сферу» наконец!
— Голова вроде цела, крови нет, — второй голос был спокойней и уверенней первого. — Похоже, небольшая контузия, только и всего. Сейчас должен прийти в себя.
— Вот скотина! — опять закричал хрипатый, непонятно к кому обращаясь. — Он три войны прошёл, а для чего?! Чтоб какой-то урод его статуей по голове?! — и Сивцов ощутил довольно чувствительный удар по рёбрам.
— Тихо, тихо! — остудил товарища спокойный. — Не надо этого… Всё обошлось, тяжело раненых, а тем более убитых нет, а задержанный нужен ребятам в способном к разговору состоянии. А ты, — обратился он уже в сторону Фёдора, — перестань изображать убитого, а то я тебе так помогу, что и притворяться не надо будет! Ну, поднялся, живо!
Сивцов, кряхтя, поднялся. На него с умеренным любопытством смотрели несколько человек, двое в штатском, остальные — в камуфляже.
— Так вот ты какой, северный олень! — его внимательно разглядывал человек с погонами старшего лейтенанта. — Вовремя провалился, ничего не скажешь, вовремя… Жека у нас лучший стрелок в батальоне, но — и на старуху бывает проруха… Но всё равно, если когда-нибудь с зоны выйдешь — свечку поставить не забудь.
Только сейчас Сивцов заметил следы от автоматных пуль в том месте шкафа, где он две минуты назад сидел, искренне полагая, что сидит в засаде. Его замутило от запоздалого страха. Он вдруг отчётливо представил, как Амине выдают его изрешечённое пулями тело, говорят, что он сидел в шкафу на антресолях, был за это убит и просят расписаться. От жалости к себе Фёдор тоненько икнул.
Квартира постепенно заполнялась какими-то людьми — и в штатском, и в милицейской форме, и в армейском камуфляже, и люди до сих пор продолжали прибывать.
«И чего им не спится? — отрешённо думал Фёдор. — Девять утра всего, да и день-то нерабочий — суббота. Или у них суббота рабочая? А может — субботник?» — Сивцов запутался в собственных мыслях и временно перестал думать.
— В прихожей, напротив двери стоит чёрный концертный рояль, — монотонно бубнил кто-то в коридоре. — …Вся поверхность пола покрыта пятнами бурого цвета, предположительно — кровью… — голос уже давно перечислял сивцовские безобразия, но до Фёдора только сейчас дошёл смысл произносимого.