«Без паники, — приказал он себе. — На балкон!»
Стараясь ступать только на цыпочки, преступник вышел на лоджию. В этот момент хлопнула и входная дверь — кто-то вошёл в квартиру, оставив наёмному убийце только один путь к отступлению. Но это больше не волновало Альберта — он уже подтягивался, забрасывая своё хорошо тренированное тело на балкон, находящийся этажом выше. В самый последний момент он успел услышать из квартиры какой-то протяжный крик, что-то вроде «Я иду!», но не стал задерживаться, а взялся руками за выступающий нижний край следующей лоджии. Через пять минут Альберт был уже на крыше, а ещё через пять — выходил из самого крайнего подъезда с видом припозднившегося гуляки.
Никто его не преследовал.
Но всё-таки главный удар поджидал Ростоцкого на другой день — когда Резо через посредника передал свой отказ платить Альберту деньги, мотивируя это тем, что Папанова убил не он. И почерк, видите ли, «не тот», и мужика какого-то на это убийство в ментовке уже крутят вовсю, и вообще он, знаете ли, «разочарован». Главное в этой истории, конечно, были не деньги — чёрт с ними, с деньгами, — а пошатнувшаяся репутация Альберта, до этого дня безупречная. Если пойдут разговоры, что он, Альберт Ростоцкий, хотел присвоить себе плоды чужого труда, сам не ударив пальцем о палец, да ещё и содрать за это деньги с заказчика — да он после этого не то что ни одного заказа не увидит, а жив-то вряд ли останется!
Альберт сидел в машине с включённым двигателем возле стадиона, курил и думал, как ему реабилитироваться в глазах «общественности». Выход пока виделся только один: узнать, что говорит на допросах этот самый мужик. Ведь не дурак же он, в самом деле, чтоб на себя лишнее убийство брать? Калгана, допустим, он возьмёт, а Виктор Васильевич-то ему на хрена? Уж он-то наверняка знает, что не убивал Папанова. Хотя, если менты всерьёз «колоть» его будут, он и убийство Кеннеди на себя возьмёт… Вот чёрт, куда ни кинь — всюду клин! Альберт докурил сигарету, выбросил её в приоткрытое окно и медленно тронулся от тротуара. До встречи в бистро «У Михалыча» оставалось ещё пятьдесят минут, но Ростоцкий уже не мог больше ждать.
«Интересно, узнал что-нибудь Воробьёв? — думал Альберт, стоя на очередном светофоре. — Хоть бы всё было удачно и мужик пошёл в отказ!»
Старший лейтенант милиции Сергей Воробьёв был единственным осведомителем Ростоцкого в системе городского МВД, причём, если быть откровенным, осведомителем был дерьмовым. Но, за неимением лучшего, Альберту приходилось время от времени пользоваться его услугами — других подходов к милицейским товарищам у Ростоцкого просто не было.
Воробьёв уже сидел в бистро за угловым столиком и, как водится, жрал. По сложившейся между ними традиции, в конце беседы расплачивался всегда Альберт, и Воробьёв, пользуясь этим обстоятельством, раз от раза всё больше наглел. Вот и сейчас перед ним стояла огромная салатница, доверху наполненная какими-то морепродуктами с зеленью и орехами, две порции суши и большая тарелка харчо. Старший лейтенант с лёгкостью мог смешивать в своём желудке блюда любых кухонь мира без малейшего вреда для своего здоровья. Кроме того, на столе стояли два высоких стакана с какими-то алкогольными коктейлями. Стаканы были увенчаны легкомысленными декоративными зонтиками.
«Интересно, — думал Ростоцкий, приближаясь к гурману, — а если я в один прекрасный вечер не смогу прийти на встречу? Как он будет расплачиваться за всё это великолепие?»
— Слушай, старлей, ты когда-нибудь лопнешь, — произнёс Альберт вместо приветствия, подсаживаясь к столу. — Ну сколько можно жрать? Узнал что-нибудь?
Воробьёв промычал что-то добродушно-утвердительное и принялся вытирать свою лоснящуюся физиономию салфеткой. Ростоцкий терпеливо ждал, изредка бросая брезгливые взгляды на пытающегося прожевать какой-то слишком уж большой кусок милиционера.
— Уф! — произнёс наконец Воробьёв. — Узнал, хотя и с трудом. Этим мужиком Семён Попович занимался, а его на кривой козе не объедешь — сразу привяжется: чего интересуешься, да с какой целью… Поганый, в общем, опер.
«Кто бы говорил», — усмехнулся про себя Альберт и вдруг насторожился:
— Погоди, старлей. Что значит «занимался»? А сейчас что — не занимается?
— В том-то и дело! — расплылся в улыбке Ворорбьев. — Информация — высший класс! Убежал он, сегодня утром. Обманом ушёл на этап, а там их и отбили сообщнички! Забрали его и ещё двоих, оба из трофимовской братвы, — увидев, как потемнело лицо Ростоцкого, он осёкся: — Что-то не так?
Не так было всё, но Альберт титаническим усилием воли успокоил себя, по крайней мере, внешне — не хватало ещё людей своим видом пугать! — и приготовился слушать дальше.
— А в убийстве он признался? — спросил Ростоцкий, как можно спокойнее. — Я имею в виду убийство Папанова.
— Да нет, куда там! — заторопился Воробьёв. — С него только предварительный вчера успели снять, а сегодня рано утром они уже слиняли. До сих пор в том районе облава идёт.
— Установочные данные на него принёс? — спросил Альберт тихим голосом, от которого по спине старшего лейтенанта побежали ледяные мурашки.
— Вот… — Воробьёв протянул ему клочок бумаги.
— Расплатишься сам, у меня времени нет, — сказал Ростоцкий, бросая на стол такую же тонкую пачку, какую два часа назад передал на стадионе Георгию. — Пока, старлей…
Воробьёв с раскрытым ртом смотрел в спину удаляющегося Альберта. В этот момент ему принесли мороженое.
Альберт второй час сидел в машине около своего подъезда и курил. Он, в принципе, уже решил, что будет делать. Он снимет со своих счетов достаточную сумму и начнёт поиски. Всё просто. Он найдёт его, не может не найти: с такими деньгами ему не будет преград. Он найдёт его и приведёт, если понадобится, хоть на аркане. Приведёт живым и невредимым — лишь бы только он подтвердил, что Папанова убил не он, а Альберт. Лишь бы только оправдаться, лишь бы восстановить репутацию.
А потом Альберт с наслаждением убьёт его — человека доставившего ему, Альберту Ростоцкому, такую кучу неприятностей. Тогда уж у него не дрогнет его золотой digitus index, то бишь «палец указательный», которым он вполне успешно зарабатывал себе на жизнь, пока не появился этот… Он в очередной раз развернул бумажку, полученную в бистро от Воробьёва, пробежал взглядом, запомнил.
И откуда ты только взялся такой?
«Сивцов Фёдор Юрьевич, 1970 г. р., ранее не судим…»
Рано утром по всему коридору загрохотали тяжёлые ботинки, раздался лязг отпираемых запоров и громкие выкрики конвоиров.
— Кравченко! Степанов! Есть такие? — орали в коридоре. — На выход с вещами! — затем голоса перемещались дальше вдоль коридора. — Семенюк! Здесь? Выходи давай, манатки не забудь!
Наконец, заскрежетав, открылась и дверь «восьмёрки», явив народу весёлого и румяного лейтенанта.
— Ага! — азартно выкрикнул он, заглянув в какой-то список. — Здесь сразу трое! Николаев, Кренделев, Мальбиев! Есть такие?