Понсоменер оглянулся в нашу сторону.
– Бей, – разрешил я.
Он поднял лук в позицию для стрельбы, я снова залюбовался отточенным артистизмом, когда молниеносные движения превращаются в блюр, пять стрел ушли одна за другой.
Рундельштотт с сомнением смотрел, как он опустил лук.
– Что, уже?
– Прятались плохо, – ответил Понсоменер ровно. – Почему-то.
Его лошадь, повинуясь хозяину, послушно двинулась через кусты. Те распахнулись неохотно, но сила солому ломит, мы продрались на ту сторону, мужики какие-то странные: откормленные и жилистые, все как один, и у всех под тряпьем добротные кожаные доспехи.
Понсоменер покинул седло и принялся выдергивать стрелы, впереди затрещали кусты, Фицрой возвращается торжествующий, на ходу вытирает лезвие меча клочком рубашки убитого.
– Главное достал! – сообщил он гордо. – Представляете, в кольчуге был!.. Хорошо живут разбойники!
– Это были не разбойники, – буркнул Рундельштотт.
Он развернул коня и галопом послал его обратно. Фицрой с интересом посмотрел старому чародею вслед.
– Я тоже так подумал. Нас преследуют?
– Похоже.
Из-за дальних кустов, где мы неосторожно оставили коней, раздался горестный крик.
– Рундельштотт! – вскрикнул Фицрой.
Его конь сорвался с места, как гончая, зачуявшая совсем близко зайца. Я послал своего следом, наши запасные кони на месте, как и мешки, но Рундельштотт в отчаянии вздымает к небу руки.
– Мастер! – заорал Фицрой. – Что стряслось?
Рундельштотт прокричал в отчаянии:
– Они украли мою сумку!.. Это все было нарочно…
Фицрой спросил быстро:
– Что нарочно?
Рундельштотт в бессильном отчаянии опустился на землю, упершись спиной в ствол дуба.
Я оглянулся на трупы.
– Мне тоже показалось, что маневр был отвлекающим.
– О чем ты говоришь? – спросил Фицрой.
– Вон даже Понсоменер понял, – ответил я. – Этих послали в лобовую атаку, а кто-то мелкий и не такой заметный украл сумку Рундельштотта. Что плохо, но… и хорошо.
Рундельштотт прошипел злобно:
– Что хорошего? Я бессилен!
– Хорошо то, – объяснил я, – что обо мне, похоже, не знают. Или не принимают в расчет. Ваш посох с вами, мастер!.. Одежда тоже, остальное соберем по дороге.
Фицрой пробормотал:
– А если наш колдун в самом деле готовил что-то необыкновенное?
– Спасибо на добром слове, – буркнул Рундельштотт. – Я в самом деле собирался обеспечить вам незримость на несколько часов, если наступит опасный момент.
Фицрой изумился:
– Опасный? Откуда?.. У нас они все опасные, иначе как жить?.. В неопасном засыпаю на ходу, такое у меня свойство замечательного и светлого характера. Но коней, конечно, надо оберегать лучше. Эти мерзавцы могли бы попытаться угнать всех!..
Понсоменер подъехал ближе, тоже чистит от крови наконечники добытых стрел, заметил мирно:
– Мы бы их догнали, понимают. С чужими конями быстро не поскачешь. А украсть сумку и спрятаться в лесу намного проще.
– Поехали, – сказал я. – Враг совершенствует свои трюки. Вообще-то едем достаточно беспечно.
– Будем бдить, – пообещал Фицрой.
Понсоменер остановил коня на вершине небольшого холма, ладонь ребром у глаз, защищая от слепящего солнца, спина прямая, а плечи широкие, настоящий первопроходец новых диких земель.
Мы ехали шумной толпой, как цыгане по Бессарабии, он не оглядываясь указал на далекие дымки.
– Если поедем по этой дороге, оттуда нас увидят.
– А кто там? – спросил я.
Понсоменер всмотрелся, странно щурясь и прикрываясь ладонью от двух солнц.
– Кракеры, грибукеры и даже ангерцы. Обычные копатели могил, искатели чудо-цветков, редких жуков, зачарованных колец, браслетов… Они для нас не помеха. Если захотят ограбить, разгоним.
Рундельштотт отмахнулся.
– Не захотят. Они предпочитают получать дорогие вещи без всякого риска, просто выкапывая из могил.
Фицрой пробормотал:
– Да? А я слышал, что как раз самый большой риск у тех, кто раскапывает могилу… Понс, ты раскапывал?
Понсоменер ответил равнодушно:
– Немного.
– Опасно?
– По-разному, – ответил Понсоменер.
– Но все-таки?
– Одна из двадцати бывает опасной, – сообщил Понсоменер. – Или даже из сорока. Но можно всю жизнь копать, находить сокровища и ни разу не нарваться.
Рундельштотт спросил задумчиво:
– А нарваться… это хорошо или плохо?.. Раньше думал – хорошо, сейчас вот уже лет семьсот как начал сомневаться…
– Стареете, мастер, – сказал Фицрой беспечно. – У вас и коленки хрустят, как у старого кузнечика.
Я ощутил озноб, Рундельштотт сказал так просто и равнодушно, словно речь о семи днях, поспешил заступиться:
– Это процесс не старения, а мудрения! Еще лет семьсот – и наш мастер станет мудрым, как сова на дереве.
Рундельштотт сказал саркастически:
– Ну спасибо! Вижу, какие у меня друзья.
– Мы вас чтим, – сказал Фицрой преданно. – Настолько, что сделали бы чучело и держали на самом почетном месте. А то вдруг утопнете по дороге в болоте, а у молодежи не будет наглядного светоча, на кого равняться и с кого брать пример в жизни и бою, хотя жизнь – это тоже вечный бой.
Понсоменер подождал, все такой же спокойный на спокойном коне и, вытянув длань, как полководец, указывающий, где заложить город, сказал бесцветным голосом:
– Вон за тем ручьем владения герцога.
– Откуда знаешь? – спросил Фицрой.
– Вкопаны столбы, – пояснил Понсоменер и указал вдаль и чуть в сторону, где никто из нас столбов не увидел.
Рундельштотт пробормотал:
– Так делают вообще-то редко. Видимо, у герцога свои порядки в землях. Будем ехать, ничего не нарушая.
– А как это? – спросил Фицрой живо.
Рундельштотт посмотрел на него предельно строго.
– Лучше не нарушать, – ответил он зловеще мягко. – Во избежание.
– Избегу, – заверил Фицрой испуганно. – Вы не поверите, мастер, но я такой избегун!.. Особенно когда речь о моих обязанностях, они с ума сошли, что ли…
Понсоменер, как обычно, когда обнаруживает что-то интересное, снова остановил далеко впереди коня и ждет, ровный и неподвижный в седле, даже не повернул голову.