И снова я не успел ничего, стрела саданула в солнечное сплетение, выбив дух. Пистолет возник в моей ладони, но дикая режущая боль не дала его удержать, я отступил на подгибающихся ногах.
Противники прыгнули и повисли на моих плечах, заламывая руки. От люка кто-то закричал страшным голосом:
– Не брать живым – убейте!.. Убейте сразу!
Я узнал голос герцога Лонгшира. Значит, его любимого брата я все-таки уложил насмерть. И теперь он, герцог, мстящий за брата, лютый враг мне и королеве.
Из последних сил я вырвался из цепких рук и, перевалившись через край, рухнул в темноту ночи.
«Портал, – взмолился я изо всех сил, – портал!.. Спасение, портал!.. Спастись… я не могу погибнуть, не могу, я же центр и сердце вселенной…»
С закрытыми глазами на изумительно мягком и удобном ложе сказочно удобно, в черепе туман, никак не могу осмыслить, как оказался здесь. Помню, пронзенный стрелами, завизжал всеми фибрами моей трусливой души, что пропадаю, а-а-а-а, спасите, страстно возжелал оказаться в уюте и безопасности, и, значит, мой организм при таком диком стрессе сумел взять новый рубеж или новую высоту и перебросил меня сюда. Без всякого Зеркала Древних.
Все правильно, нет более безопасного для меня места, чем мой уютный и защищенный дом. Раньше на такое перемещение не хватало ни сил, ни умения, но даже сейчас чувствую, как жадно черпаю из необъятного океана, в котором плавают даже не галактики, а вселенные, что как мелкие пузырьки в необъятном и безбрежном озере… да плюс известный феномен ресурсной базы организма, когда устрашенный и на краю гибели показывает чудеса и мобилизует все-все, лишь бы спасти свою шкуренку, ценнее которой нет ничего на свете.
Вообще-то, если честно, был уверен, что сумею, потому и убрал Зеркало Древних, чтоб никто посторонний по уму или по дури не сунулся, только полагал, что путь будет долгим, трудным и по мелкому шажку, но иногда, как вот в этом случае, дуракам просто везет…
Если получилось сюда, то и обратно смогу… наверное. Во всяком случае, кое с кем надо свести счеты. А еще Рундельштотт с Фицроем и Понсоменером ждут в лесу у костра.
Мысли путаются, Аня засадила многовато обезболивающего, в мозгу всплывают и гаснут странные картины, такие никак не возникнут в черепушке здравомыслящего, дескать, вот так можно передвигаться даже по планетам… да что там планетам, по самым дальним звездным системам, даже в удаленные галактики, а то и за края вселенных…
Вдали и одновременно как будто в моей голове прозвучал голос:
– Милый… Ты меня слышишь?.. Приборы показывают, медленно всплываешь из сна… твои грезы гаснут…
– Говно всплывает, – прошептал я непослушными губами, – а я золотой ключик…
Со стороны кухни донесся плеск воды, ах да, я же сам велел Ане вымыть посуду вручную и вытереть полотенцем до хрустального блеска, это сейчас она моет и трет, моет и трет… У живой это заняло бы с полчаса, а у Ани на это уйдет минуты полторы, так что надо вспомнить, что я сказал еще и на каком моменте расстались.
Но вместо этого провалился в темноту… где долго плавали цветные пятна, слышались голоса, наконец я ощутил, что глаза мои открыты, а надо мной угрожающе зависло ее громадное, как луна, лицо.
– Что, – прохрипел я. – Что… Как было? Аня, расскажи, как это произошло…
Она ответила заботливым голосом:
– Не знаю!.. Получила сигнал, увидела тебя в луже крови!.. Прибежала, остановила кровотечение, убрала эту ужасную стрелу… Как ты мог? Ты что делаешь?.. Да пошел ты отсюда!
– Ты… чего…
Она пояснила быстро:
– Эта рептилия вцепилась в тебя и спит. Лечит, наверное.
Я проговорил, все еще едва-едва двигая непослушными губами:
– Пусть лежит… Яшка меня в самом деле любит… А как я…
– Как чувствуешь? – переспросила она. – Никак себя не чувствуешь, я накачала обезболивающим. Думаешь, легко было вытаскивать ту стрелу? Почему не заправил рубашку в брюки?.. Стрела попала точно под нижний край!.. Хорошо, еще три остановило тканью, но все равно у тебя жуткие кровоподтеки и перелом ребра!.. Почему?
– Стреляли почти в упор, – ответил я хрипло. – Спасибо, Аня… Может, в самом деле на тебе жениться? Если, конечно, ты не против других жен…
– Чего я против, – изумилась она, – это стремление для мужчин нормально. Я запрограммирована служить людям и даже мужчинам. Сколько хочешь жен, столько и будет… Все как желаешь, гад!
Я пробормотал слабо:
– Вычеркни из словарного запаса… «гад»… Этим словом может пользоваться только Мариэтта.
– А я? – спросила она требовательно. – Какое мне особое?
– Не хочешь уступать? – спросил я понимающе. – Как же быстро апгрейдиваетесь… Ладно, можешь звать меня лапушкой.
– Но это же ласковое!
– Ух ты, понимаешь… тогда мордой.
– Хорошо, – сказала она, – принято, морда противная.
Я спросил тем же хриплым голосом:
– А который час?..
– Двенадцать тридцать две сорок три, – ответила она.
Я расслабился, сказал с облегчением:
– Слава богу… Мариэтте еще пять часов на службе… Что-то придумаем…
Она переспросила:
– Мариэтте?.. Сейчас подъезжает к воротам охраны… Та-а-ак, проехала, мчится на скорости в сто семнадцать по поселку… сумасшедшая, будто не знает, на такой здесь нельзя… Может, в полицию пойти, когда захватим мир?
– Ты чего, – сказал я испуганно, – она откуда взялась?
– Я сообщила, – похвасталась она. – Это же твоя самка? Я твоя жена, а она твоя добавочная самка, так?.. Я просмотрела ее досье, она замужем!..
– Ну-у, – пробормотал я, – что нам дикие условности и пережитки в современной семейной жизни культурных людей… В личной можно все, что не угрожает безопасности партии, отечеству и росту вэвэпэ.
Слышно было, как с грохотом отворилась и ударилась о стенку дверь.
Мариэтта вбежала разъяренная, встопорщенная, с огромной кобурой на боку и позвякивающими наручниками на другом рядом с дубинкой многоцелевого назначения.
– Ты что же, гад, – вскричала она, – с нами делаешь?.. Как он? Да убери это толстое чудище, оно его задавит!
– Опасности нет, – ответила Аня, – стрелу извлекла, нельзя ли запретить эти косплеи?.. Антибиотики трудятся, кровоподтеки рассасываются.
– А рана? – потребовала Мариэтта.
– Ране заживать еще дня два, – сообщила Аня, – а кость срастется за три… Может, все же отправим его в больницу?.. А Яшка лежит хорошо, на солнечное сплетение не давит.
Мариэтта запнулась с ответом, глаза потемнели, зыркнула на Аню, та ждет, произнесла с неохотой: