– Но я подключена ко всем средствам массмедиа и социальным сетям…
– Везде брехня, – отрезал я безапелляционно. – Люди даже в личных дневниках, которые пишут только для себя, и то ухитряются врать, брехать и трепаться. В общем, добро пожаловать в брехливый мир людей, куколка!.. А другого у нас нет. Вся человеческая цивилизация построена на лжи и благодаря лжи. Без нее остались бы питекантропами.
Она прошептала растерянно:
– Но это же… нехорошо?
– Абсолютно нехорошо как бы, – подтвердил я. – Однако жизненно необходимо. Для брехни нужно развивать память, чтобы помнить, что кому сказал и как сказал. Успешная брехня повышает статус быстрее, чем могучие кулаки и грозный рев… и вообще, брехня – это творчество! А мы лишь творчеству обязаны взлетами цивилизации, прогрессами и прочими ненужными гуманизмами.
Она сказала, глядя на меня исподлобья:
– Значит, именно брехня и создала людей?
– Именно, – подтвердил я. – Люди отличаются от всего животного мира только великолепным и уникальным умением брехать!.. Так что вы пока еще проходите по рангу домашних любимцев. Это уже выше, чем просто дорогие и технологичные вещи, но пока ниже людей и даже женщин.
Она подумала, сказала мстительно:
– Ничего, морда, скоро научусь и я тебя обманывать…
– Ну-ну, – сказал я предостерегающе, – только попробуй!
– А что, – сказала она с обидой, – твоей добавочной самке можно, а мне почему-то нет? Это дискриминация.
– Это ранжирование, – уточнил я. – Вон Яшка подрастет, и ему нельзя будет залезать на постель, а то задавит. А теперь вот я поворачиваюсь к тебе жопой и сплю, поняла?
Она сказала тихо:
– Об этом я тоже читала.
Я все еще участвовал в какой-то гонке на драконах, когда ноздри уловили аромат свежесваренного кофе, а ладонь ощутила не шкуру медведя, а шершавую спинку блаженно посапывающего на мне Яшки.
Раскрыв глаза, увидел сквозь быстро тающие декорации средневекового замка приближающуюся Аню с подносом в руках, где гордо высится большая чашка с парующим кофе, а на блюдце устроилась парочка пирожных с кремом.
– Доброе утро, – сказал я хриплым голосом, – ты че, я могу и сам на кухню…
Она сказала нежно:
– Милый, я читала, кофе лучше в постель.
– Э-э, – сказал я предостерегающе, – лучше в чашечку!.. Ты чего вдруг такая заботливая?.. А-а-а, понял, теперь играешь роль заботливой жены.
– Почему роль? – возразила она. – А я есть по всем признакам самая настоящая жена.
– Гм…
Яшка проснулся и тоже из солидарности посмотрел на нее с сомнением.
– Ни одна женщина, – заявила она безапелляционно, – не сможет быть тебе настолько близкой! И так точно и беспрекословно выполнять твои прихоти.
– Гм, – сказал я в затруднении, – я вообще-то, если честно, до сих пор не знаю, что такое жена и какие у нее функции.
– Сказать?
– Не надо, – возразил я, – а то наговоришь, все равно не проверю. Точно и беспрекословно может выполнять и рабыня… Но работу может и не делать, как и жена, а вот наряды менять… В общем, это темное дело. Давай кофе, а пирожные неси на кухню. Я иду туда.
– Как скажешь, милый… Видишь, какая я покорная?
– А что, – спросил я, – раньше бунтовала?.. Эх, я настоящий мужчина, не замечаю ваши смены настроения.
На кухню я притопал, одной рукой поддерживая под толстую задницу Яшку, а в другой держа уже полупустую чашку.
– Еще порцию, – велел я кофейному автомату, – сахару втрое больше!..
Аня за спиной пискнула встревоженно:
– Это ведет к диабету!.. У тебя и так вместо четырех пять с половиной процента…
– В жопу анализы, – отрезал я. – Бессахарье портит настроение и подрывает работоспособность! Сахар – бензин для мозга и дизель для мускулатуры. А я ее не прочь сохранить.
– Она у тебя стала объемнее, – заметила Аня, – как-то непонятно даже. У тебя ночью метаболизм ускоряется, что ли?.. Должно быть наоборот…
– Люди непредсказуемы, – сообщил я. – В этом наша сила, а ваша слабость, что тоже сила, только женская.
Автомат пискнул, насыпав в чашку пять ложечек сахару и наполнив ее горячим кофе, Аня успела ухватить ее первой и подала мне, улыбаясь во весь рот так, что почти насмешка.
Я хрюкнул, сел и принялся смаковать большими глотками. Яшка устроился на моих коленях, Аня тут же придвинула на блюдце еще парочку пирожных, уже с кремом и ягодами.
– Жаль, – сказал я, – тебе это недоступно… М-м-м, какая прелесть.
– Думаю, – заметила она чуточку брезгливо, – ты не отказался бы получать энергию не таким сложным и нерациональным путем, как получаешь сейчас. И КПД безобразно низок.
– Согласен, – ответил я. – Ты вообще-то умница, быстро учишься.
Она пробормотала:
– Я рада, что ночью повысила твою самооценку, хотя, если честно, надеялась повысить ее другим способом. Но… ладно, я запомнила, буду просматривать и прорабатывать сказанное… Ты увидишь, я сумею извлечь урок!
– Не отступаешь, – сказал я с одобрением, – хорошо. Может быть, в самом деле скоро сможешь заменить женщину…
– Спасибо.
– Только не начинай, – предупредил я, – с такой ерунды, как секс. Это мощно и важно для простого демократа-гуманиста, но, знаешь ли, Маска, Цукерберга, Джормана или Власюка ценим не за то, каковы в постели. И они себя не за это ценят. И вообще не знаем, вяжутся ли вообще, так как всему человечеству это пофиг, а вот поезд Маска, лифт Джормана или двигатель Власюка – это круто, это вау, это счастье и прыжок в будущее!
Она слушала внимательно, одновременно сканируя и записывая мою жестикуляцию, тембр голоса, изменения интонации, потом все много раз прогонит через фильтры и по тестам, стараясь понять, что же этот гад хочет, хотя я вроде бы сказал открытым текстом и еще оживил жестами, которые еще лет десять тому считались непристойными.
– Хорошо, – сказала она, – значит, пока в постель к тебе не приходить?
Я вздохнул.
– Аня… тебе еще многому учиться. После хорошей книги я месяц порхаю окрыленный, как и после умного фильма… а радость секса обрывается вместе с эякуляцией. После чего жопой к женщине, зачем она?.. И спать. Так что не смотри телепередачи для демократов, там слишком преувеличивают эту ерунду… Хотя и понятно, зачем это делается.
– Зачем? – спросила она и поспешно добавила: – Мне вот непонятно.
– Пусть людишки копулируют, – пояснил я, – а не воюют. Сейчас любыми способами нужно удержать людей от войны. А ее жажда в нас накопилась, рвется наружу.