Я бросился жать ему руку с таким энтузиазмом, что он даже отступил на полшажка, ошеломленный моим бурным натиском, снова хотел что-то сказать, но я продолжал благодарить и благодарить, наконец он сдался и только кисло улыбался и, как мне показалось, даже начал прикидывать, какие преимущества ему даст хозяйствование и в моих землях.

По моим прикидкам получается, что громадное, а он, как хозяйственник, наверняка видит больше.

– Хорошо, – проговорил он наконец все еще в некотором затруднении, – я сейчас же отправлюсь взглянуть, что у вас там.

– А я пошлю с вами человека, – подхватил я, – он передаст всем моим людям, чтобы выполняли все ваши указания, как мои собственные. Герцог, как я счастлив, что у меня такой сосед! Как мне повезло!.. Как же все здорово!.. Мне просто дико повезло с вами!

Глава 10

Я проводил его во двор, герцог поднялся в седло, кивнул мне, конь привстал на дыбы и вяло помесил воздух передними копытами. Герцог повернул его задницей к воде, конь ржанул и понесся вверх на берег к стене деревьев.

За спиной прошелестели шаги, я узнал Фицроя, тот встал рядом, щеголеватый и пахнущий вином и женщинами, где он их только находит, проводил герцога ошалелым взглядом.

– И что, – спросил он опасливо, – почему он тебя не убил?

– Кто, – изумился я, – герцог? Милейший и благороднейший человек!..

– Вот-вот, – подтвердил он, – он да, а ты нет.

Я сказал уверенным голосом:

– Мы с ним сдружились еще больше. Для мужчин, как ты мог бы догадаться, если бы не был таким стрекозлом, совместная охота важнее всяких там даже с вот такими! Ну, ты понял. Хотя вряд ли. А мы вот поняли.

– Чего-чего, – спросил он с подозрением, – поняли?

– Герцог, – пояснил я, – взялся в мое отсутствие пропалывать мой огород и давить гусениц.

Он отступил на шаг, рассматривая меня как чудо морское.

– Да как ты сумел?..

– Я же дипломат, – напомнил я. – Самое важное свойство человека находить консенсус в важных вопросах.

– Что находить?

– Согласие, – пояснил я, – и оставлять за бортом менее важные моменты. В смысле, не рассматривать их вовсе ввиду незначительности и незначимости.

– Незначительные, – пробормотал он, – могут сильно испортить отношения. Значительно.

– Если на них заострять, – уточнил я. – А если обоим сделать вид, что существуют вопросы только важные? Вот видишь! Сделаем мир лучше. Не будем выставлять друг другу счета по мелочам. Все люди друг другу братья.

– А женщины?

– Что женщины? – спросил я. – Как женщины могут быть братьями? Ты не софистничай, все равно ничего не понимаешь в товарно-денежных отношениях! А они с нашей помощью входят в мир, несут прогресс и культуру!

– Что за… товарно-денежные?

– Ну как тебе объяснить, – сказал я в затруднении. – Это когда прибыль в гору, а товар остается дома! Не понял? Или дома, или при женщине. Это неважно, главное, что мы сами насаживаем эти пока что жалкие ростки, что принесут в этот мир расцвет, просвещение, процветание, религиозные диспуты, борьбу за идеалы, столкновение мнений, войны не ради грабежа, а для переубеждения оппонента и принуждения к миру на условиях прогресса и культуры, стирания сословных различий и полного уничтожения тех, кто против… Лучше скажи, Ваддингтон отобрал своих людей на корабли?.. Сколько?.. Сократи до трех гвардейцев на корабль. А то и до двух. Сам проверь каждого. Брать только тех, для кого мои приказы главнее приказов Ваддингтона!

Он кивнул, сказал с сомнением:

– Попробую. Хотя Ваддингтон обидится.

– Насрать, – отрезал я. – На корабле только один хозяин, командир, судья и вообще все на свете. Капитан всегда считался первым после Бога! Если Ваддингтон начнет выказывать сомнение в моем праве издавать на корабле законы, оставим его на берегу. Здесь тоже много работы. Присмотрись к нему.

Он сказал осторожно:

– Как офицер королевской гвардии, он и должен быть в первую очередь преданным королю… С ремесленниками проще, им все равно, кто в стране король. Хорошо, я тебя понял. Пойду проверю себя на новом поприще.

– Только никого не убивай, – крикнул я вдогонку.

Он хохотнул.

– Без необходимости? Обещаю. Я сегодня такой добрый, самому противно. Кстати, охрана первой линии за последнее время задержала еще несколько человек.

– Случайные? Или не совсем?

Он пожал плечами.

– А кто признается?

– Тоже верно, – согласился я. – Кто признается, что послан госдепом разузнать, что здесь делается и не грозит ли это могуществу их богоизбранных Гарна или Пиксии?.. Разбираться некогда. Запереть всех в надежное место.

Он взглянул в недоумении.

– Но у нас нет тюрьмы.

– Будут, – заверил я с оптимизмом, – с ростом культуры и гуманизма будут! Много. А пока нацепить кандалы потяжелее, приковать к стене, пусть привыкают к прогрессу и гуманизму. Когда вернемся, тогда, возможно, свобода их встретит радостно у входа. Или не встретит. Но сейчас никакие мольбы, никакие просьбы!.. Здесь правительственное учреждение высшей степени секретности.

Фицрой нахально заулыбался.

– Настолько тайное, что само правительство о нем даже не догадывается.

– Нормальная практика, – сказал я сердито. – И нечего хихикать. Король не должен знать, как готовят на кухне!

Он удалился, напевая под нос что-то легкомысленное и весьма игривое, а я спустился к лодкам у причала.

Двое на веслах быстро доставили меня на один корабль, потом на другой. На третьем тоже успел побывать, где, как ни странно, порядка едва ли не больше, чем на первом, его вылизывают особенно тщательно, а команда отрабатывает каждый маневр с парусами до автоматизма.

Вечером Фицрой заглянул ко мне, доложил, как и что, сообщил о Рундельштотте и Понсоменере, оба точно примут участие в плавании, надеются оказаться со мной на одном и том же корабле.

– Это само собой, – подтвердил я. – Можем и тебя взять.

– Свинья, – ответил он сердито. – С другой стороны… Мы уплывем, а здесь разразится грандиознейшая война!.. Я все-таки сомневаюсь, что та просто невероятная линия защиты, что и меня впечатлила, остановит Антриаса. Да, потери у него будут, но… что-то мне подсказывает, что все равно прорвется к столице… Ты точно не хочешь принять участие в битвах? С твоим оружием мог бы переломить ход любого сражения! Это же так здорово!

Я вздохнул, покачал головой.

– Фицрой, я предельно наглый, сам признаю, но эта сила в моих руках… заставляет быть осторожным.

– Чего вдруг так скучно? Осторожность – мудрость трусов. Ну ладно, стариков.